Исцеляющая - Джейсон Мотт

Размашистой походкой в комнату вошел высокий, широкоплечий человек, мимоходом хлопнув по плечу помощника шерифа, словно благодарил швейцара, придержавшего ему дверь:

– Спасибо, сын мой.

Мейкон отложил ручку, выпрямился в кресле и махнул помощнику:

– Я сам с ним разберусь.

Тот кивнул и покинул кабинет.

Мужчина уселся на стул против Мейкона. Судя по тому, как он держался, этот тип умел добиваться своего.

– Я – Преподобный Исайя Браун, – представился он, протягивая Мейкону руку. – Джон Митчелл должен был предупредить вас о моем прибытии.

– Рад познакомиться, – ответил Мейкон, неохотно приподнимаясь и пожимая протянутую ладонь.

– Прежде всего, – продолжил Браун, – приношу вам свои извинения за столь бесцеремонное вторжение. Я понимаю, что происходит теперь в вашей жизни. Хаос и бедлам.

– Да, что-то вроде того, – согласился Мейкон.

Человек показался ему чем-то знакомым. На вид – пятьдесят пять лет, лицо гладко выбрито, волосы густые, черные. На Преподобном был отлично сшитый костюм, и держался этот человек необычайно уверенно.

– Чем могу быть полезен, Ваше Преподобие?

– Пока ничем, пожалуй. Я лишь хотел лично представиться и, если это возможно, предложить свои услуги вам и вашим близким.

И тут Мейкон его наконец узнал. Он видел этого человека по телевизору: тот выступал с проповедью перед собранием, насчитывавшем десятки тысяч человек. Преподобный Браун являлся своего рода феноменом: начал со скромной церквушки на севере и постепенно, в одиночку, создал огромную организацию.

– У вас довольно милый городок, – похвалил Преподобный, – и живут в нем замечательные люди.

– Стараемся, – скромно кивнул Мейкон. – А я вас узнал. Для меня большая честь познакомиться с вами.

Шериф приподнялся и вновь пожал Брауну руку. Теперь, когда он понимал, с кем имеет дело, рукопожатие было куда более теплым.

– Извините за недружелюбный прием, – продолжил он, – но к нам сейчас стекается столько разных мутных типов. Итак, не нужна ли вам какая-нибудь помощь? Может быть, с оформлением документов?

– Нет-нет, – ответил Преподобный Браун, – мы уже обо всем позаботились. Я пришел только для того, чтобы побеседовать с вами с глазу на глаз, не более того. Я вполне понимаю, что вы имели в виду, говоря о «мутных типах», мне такие тоже известны. Ничего удивительного, что вы и меня приняли за одного из них, из тех, кто является к вам в надежде использовать вашу дочь в своих корыстных интересах.

– То есть вы не обиделись на слова, сорвавшиеся у меня с языка? Ничего личного. Уверен, вы понимаете, что мне приходится быть, скажем так, осторожным при общении с другими людьми.

– Разумеется, не обиделся, – Преподобный Браун устроился поудобнее, упершись ладонями в колени. – Что же, буду с вами откровенен и перейду сразу к сути. Я прибыл отнюдь не для того, чтобы извлечь из случившегося какую-то выгоду. Мне просто нужно присутствовать здесь, чем бы ни закончилась ваша история. Я не намерен задавать вам интимные вопросы; по крайней мере – пока. Признаюсь, мне тоже любопытно, однако я с уважением отношусь к чужим религиозным воззрениям и не собираюсь обращать вас в свою веру. – Он улыбнулся с самым искренним видом. – Я здесь потому только, что независимо от того, веруете ли вы, случившееся имеет религиозную подоплеку. Ваша дочь исцелила человека. Ее прикосновение заставило затянуться рану. Произошло чудо, кто бы как это ни называл. – Преподобный Браун помолчал. – Надеюсь, я развеял ваши сомнения? А то сдается мне, чем больше я разглагольствую, тем сильнее ваши подозрения в искренности моих намерений.

Мейкон ответил не сразу. Он попытался припомнить все, что знал об этом Брауне. Перед глазами возникла картинка: высокий мужчина на сцене, в одной руке – микрофон, в другой – Библия. Надо сказать, на телеэкране Браун производил куда более сильное впечатление, нежели вживую.

– Думаю, я понял, что именно вы хотели до меня донести, – проговорил шериф. – Вы желаете, чтобы здесь была представлена и ваша позиция. Верно?

– В общем и целом, в общем и целом, – ответил Преподобный с видимым облегчением, словно на самом деле испытывал благодарность за понимание. – Людей вообще легко заподозрить в неблаговидных намерениях, а религиозных деятелей – и того легче, особенно в наши смутные дни. Однако не все мы «носим сутаны, чтобы скрыть хвост», – в чем обвинили как-то одного моего коллегу. Кое-кто из нас просто пытается помочь ближним. И если я могу быть чем-то полезным, дайте мне знать.

Шериф сам не знал, нужна ему помощь Преподобного или нет, однако человек этот ему, скорее, нравился. С течением лет взгляды Мейкона на религию и Бога неоднократно менялись, но он понимал, что рано или поздно нужно будет на чем-то остановиться. Теперь, когда на него с дочерью смотрел весь мир и люди всевозможных религий притязали на его Эйву, Мейкон вынужден был признать, что предложение проповедника помочь в случае нужды ему по нраву.

Он отдавал себе отчет, что и мир, и произошедшее в его жизни – непомерно велики для скромного шерифа из заштатного городишки. Как ни неприятно было это сознавать, но он нуждался в помощи.

– Спасибо, что навестили. – Мейкон встал и еще раз пожал руку Преподобному Брауну. – Я обдумаю ваше предложение. Не исключаю, что мы продолжим сегодняшний разговор.

– Рад это слышать. – Браун поднялся и направился к выходу, но у самой двери обернулся. – Вы вольны иметь собственное мнение о вашей дочери и ее деянии. Помните об этом и никому не позволяйте сбить себя с толку, даже мне.

Мейкон с Эйвой молча шли по горной тропке. Минуло уже два дня с визита Преподобного Брауна, а шериф все еще не мог привести в порядок мысли. Благодаря предрассветной темноте леса да утреннему заморозку, загнавшему любопытных в лагерь, разбитый у подъездной дороги, отцу с дочерью удалось незаметно выскользнуть из дома. Кармен возражала против их вылазки, однако Мейкон постарался успокоить жену, заверив, что даже среди окружающей кутерьмы в мире еще хватает безопасных мест. Это, кстати, было одной из причин, по которым он во что бы то ни стало хотел поскорее забрать Эйву из эшвилльского госпиталя. Несмотря на настояния врачей, желавших держать девочку при себе, чтобы продолжать исследования, Мейкон чувствовал себя спокойнее, когда дочь была дома. Вокруг возвышались их горы – та часть мира, которую они с дочерью познавали вместе. Как же он мог держать ее вдали в такую минуту?

Пронизывающий ветер, словно дыхание великана, старался смахнуть их со склона. Выйдя еще до рассвета, они проникли в лес, будто лазутчики, скрываясь под его пологом от надоедливых журналистов, фотографов и разнообразных фанатиков. Мороз, совершенно исчезавший к полудню, по утрам был еще силен, мерзлая трава похрустывала под ногами. Этот звук далеко разносился по замершему лесу.

Они собирались провести этот день в охотничьем домике к северу от города. Когда-то там обитал старина Рутгер. Его жена скончалась от пневмонии, сам Рутгер ненадолго ее пережил. Люди болтали, что старик помер от одиночества. После смерти хозяев домик сделался местом, где удобно было переночевать, если вы собрались поохотиться: олени приходили туда полакомиться яблоками из сада, который разбила в свое время Рутгерова жена. Теперь сад зарос, одичал, но исправно плодоносил каждый год.