Пари на красавицу - Ирина Муравская

Время из разряда: раз погода радует, надо подышать свежим воздухом перед ужином. Поэтому в парке многолюдно. Еле плетутся слипшиеся от мимишности сладкие парочки, мешая нормально передвигаться роллерам и самокатникам. Сонно прогуливаются утомлённые мамаши с колясками. Дети радостно вопят на каруселях. Школьники постарше сбились в кучу и о чём-то шушукаются. Небось опять петарды раздобыли и начнут где-нибудь бахать.

Солнечно, тепло, почти безветренно. Единственное, чего не хватает — палитры оттенков, а то всё больно серое: асфальт, кляклая земля, остаточные лужи. Понятно, что это временно. Апрель активно занимается. Не за горами май, а там уже начнёт всё цвести. На радость аллергикам.

— Куда мы идём? — интересуюсь я, минуя прокат велосипедов и памятник вождя пролетариата, облюбованный голубями.

— Увидишь.

Увижу. Но пока не вижу. И сейчас не вижу. И… а, вот теперь вроде вижу. Полагаю, мы направляемся к попугайской стае, что заняла стоящие друг напротив друга парные скамейки недалеко от фонтана. А вот и те самые яркие краски, которых не хватало. Человек десять: в большинстве парни, но есть и девушки. Ничего такие. Одежды на компашке аляпистые, с преобладанием кислотных оттенков и всяких блестяшек. Шмотки спортивные, не сковывающие движения. Ага. Кажись начинаю понимать, что к чему.

— Твоя свора? — киваю на толпу.

Когда Мальвина злится, у неё такие клёвые складки на переносице собираются. К чему это я? К тому, что она злится.

— Свора знаешь, где? В твоей…

Строго прицыкиваю языком.

— Не называй этого слова. Иначе придётся отшлёпать тебя по твоим хорошеньким губам.

— Буэ, — Покровская демонстративно сует два пальца в рот, словно вызывает рвоту.

— Что именно тебя смущает? То, что твои губы назвали хорошенькими или факт отшлёпываний?

— Давай лучше я тебя отшлёпаю?

— А, так ты у нас доминантка? Это мне нравится. А что насчёт наручников и повязок? Давай сразу всё обсудим, чтобы в процессе потом не тратить время.

— В процессе чего?

— Как чего? Наших страстных утех.

— Буэ, — ну вот, снова имитируют рвоту. Эх, точно дам ей когда-нибудь по заднице.

— Не бэукай. Тебе понравится.

— Мне дурно только от того, что я это представляю.

— Так ты меня представляешь? Голым? Очаровательно. Всё даже проще, чем я думал.

— А-а… — Покровская не может подобрать слов? За такое никаких денег не жалко.

Пока переругиваемся, равняемся с попугайчиками. Те нас тоже замечают и приветливо машут. Не мне, конечно. Весь спектр радушия рассчитан на Прашу. Один и вовсе откалывается от группы, чтобы сунуться к ней с обниманиями. Патлатый, обтатуированный. Чё ещё за перец? Её парень?

— Дарова, Синь-синь, — ему не жарко в одной борцовке-то? Кто-то время года попутал.

— Синь-синь? — переспрашиваю я, брезгливо кривясь.

— Ну… от слова Синька, — хмыкает тот.

Синька, б***.

— Охренеть какой тонкий юмор.

— И не говори, — фыркает Праша. Всё, слова уже снова находятся? Надолго тормознуть её острый язычок очевидно невозможно. — Куда остальным до твоей "Мальвины"? Вот где простор для воображения, вот где полёт фантазий!

— Синь-синь, кто это? — пока она здоровается с остальными, патлатый решает уделить своё драгоценное внимание мне. Вот спасибо. Я п****ц как тронут.

— Кто я — я знаю. А ты кто? — возвращаю ему вопрос.

Мне протягивают ладонь для рукопожатия, но я её игнорирую.

— Вольт.

— Это имя, фамилия или диагноз?

— Эй, друг, — максимально спокойно, но видно, что исключительно из уважения к Покровской отзывается тот. — Не загоняйся. Я к тебе с миром.

С миром он. А мне похрен. Ты мне не нравишься. Явных причин для этого как бы нет, но нутро эту волосатую девочку отторгает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Это Глебушка, — Мальвина вклинивается между нами. На всякий случай. — Спортсмен, комсомол, красавец. Вы видели его скулы? — выпадаю в осадок, когда она начинает… тискать меня за щеки. — Это же скулы Аполлона. Нос Геракла. Уши… уши пусть будут Афродиты… Он же рождён для того, чтобы рекламировать средство от прыщей! Да и вообще, Глебушка у нас невероятно ценный экземпляр. Так что никому, чур, не трогать эту пушистую зайку!

— А если трону? — ухмыляется Вольт. — Укусит?

— Хуже. Натравит на тебя богатого папочку.

Ишь какая. Реванш она решила взять. Чёрт. Нагнуть бы её раком, чтобы…

— Ты что несёшь? — интересуюсь я мягко и вкрадчиво.

— Я? — театрально ужасаются. — Я ничего не несу. Ты несёшь. Косметичку мою несёшь. Ты же у нас такой сильный, такой надё-ё-ёжный, — противно тянут конец предложения.

Вот её колбасит. Но мне так кайфово. Такой тонус.

— Можно я тебя трахну? — с наслаждением слежу за тем, как меняется Прашино лицо и слетает вся паршивая "актёрская" игра. — Один разочек. Пожа-а-алуйста, — в тон ей протяжно тяну.

— А губа не треснет? — хмуро скрещивает она руки на груди.

— Что, нет? Почему? Я же сказал "пожа-а-алуйста".

— И что, тебе после этого сразу дают?

— Нет. Обычно дают после фразы: "привет, я Глеб". Попробуем? — притягиваю её к себе за шею, вынуждая смотреть мне в глаза. Едва сдерживаюсь от соблазна куснуть этот маленький курносый нос. А потом поцеловать. Не нос. — Привет, я Глеб, — страстно выдыхаю ей в губы.

Чувствую, как она напряглась. И, если мне не изменяет слух, ещё и нервозно сглотнула. Ага. Вот ты какая, дерзкая неприступная девчонка. Уже не первый раз так реагируешь, а потом будешь что-то говорить.

— Придурок, — огрызается Мальвина, выскальзывая из объятий и на всякий случай отпихивая меня подальше. Жаль. Ну да ладно. Место всё равно неподходящее для обжимашек. Это дело сугубо интимное. Зато одно выясняю наверняка: её тупорылого парня здесь нет. Либо он конченый тормоз, позволяющий кому попало лапать свою девушку. Я, конечно, не кто попало, а вот эта патлатая девка в татухах…

Цветастая компашка о чём-то переговаривается. Пропускаю часть разговора, отвлекаясь на симпатичную брюнетку, которой я явно приглянулся. Такие сигналы сложно не распознать. Одариваю её улыбкой, приправленной озорным подмигиванием, после чего теряю к ней интерес. Привлекательная, но тощая. Доски не в моём вкусе. Я люблю, когда есть за что потрогать. Как у Покровской. Она пусть сейчас в свитере, но я-то прекрасно помню, что под ним таится…