Русич. Молния Баязида - Андрей Посняков

Войдя, Иван скинул ботинки и повалился на ложе. Итак, что же мы имеем, уважаемый Иван Петрович? Ибан Ниоткуда, как сказал эмир Тимур, – хорошее прозвище, как говорится, не в бровь, а в глаз. А может, врут они все? Может, стоит попробовать сыграть обратно? Сняв с шеи ковчежец, Раничев вытащил перстень, надел на указательный палец, полез в карман за вторым… Фиг! Второго, похищенного из угрюмовского Музея старого быта перстня не было, а в кармане зияла большая прожженная дыра. Ладно, попробуем с одним… Иван произнес заклинание – нет, ничего не менялось, вокруг все то же. Так может, снаружи? Раничев выглянул из шатра – блеклое небо, тьма воинов, желтые стены Багдада. Значит, не действует… Что ж, следовало ожидать. Пошарив по карманам, Иван вытащил несколько голубоватых купюр образца финансовой реформы одна тысяча девятьсот сорок седьмого года, ключ от комнаты флигеля, сложенную вчетверо газету «Угрюмовский коммунист» от шестнадцатого июля сорок девятого года и… «Тульский Токарева», которому, в общем-то, не обрадовался – к чему тут эта пукалка? Ворон только пугать. Машинально выщелкнул магазин, пересчитал оставшиеся патроны – всего два. Негусто. Хотел было выбросить их к черту вместе с пистолетом, да лень было выходить наружу. Выбраться обратно не получилось. Остается надеяться на Баязида. Ну-ка, Иван Петрович, историк ты – или кто? Давай-ка, вспомни, милостивец, в каком году войска Тимура разбили султана Баязида? Правильно, в тысяча четыреста втором, в битве при Ангоре, Анкаре то есть. А когда конкретно? В июле, августе или, может быть, в каком-нибудь там январе? А не вспомнить! Но что в тысяча четыреста втором году – точно. А сейчас у нас что? Кажется, лето… Так, так… Когда Тимур осадил Багдад? В четыреста первом. Год остался! Ну, пускай полтора. И ведь, если верить учебникам и летописям, Тамерлан обязательно разобьет турок и захватит в плен Баязида, а тот окончит свою жизнь в клетке, если хроникеры не врут. Так что – чуть больше, а то и меньше года покантоваться, ни черта не делая, а потом явиться к Тимуру за обещанным колдуном. Пускай переправляют обратно, в сорок девятый – надобно будет разыскать Евдоксю. Дай бог, ничего бы с ней не случилось. Да не должно бы, девушка взрослая, неглупая. А тем более, можно ведь попросить колдуна, чтоб прямо на пароход и вернуться. Подгадать так, чтоб где-нибудь в районе Нижнего… тьфу ты, Горького, а то и чуть раньше. Короче, сейчас смыться отсюда куда-нибудь, где поспокойнее, да и пожить себе некоторое время – и ну их всех к черту: Тимуров, Баязидов, Кара-Юсуфов… Ох, до чего ж надоели, деспоты хреновы! Раничев потянулся – молодец, Иван Петрович, хорошо рассудил – нечего на тирана работать, лучше уж жить, как самому хочется. А султан Баязид – он и так никуда от Тимура не денется. Поскорее бы только убраться отсюда.

Испросив разрешение, вошел седобородый слуга, принес шелковый халат с шальварами, пояс, перо с чернильницей из полированной яшмы и стопку белой самаркандской бумаги, самой лучшей, почти что ксероксной.

– Вино будет к вечеру, господин, – поклонился слуга. – И к нему – кое-что еще.

Разложив перед собой бумагу, Раничев принялся рисовать карту – получилось вполне прилично. Еще бы, чай, не агроном и не слесарь – историк. Кривовато, правда, ну так и не художник же. Вот, внизу юг – там Персидский залив. Иван прочертил от залива линию вверх, на север – река Тигр, рядом, почти параллельно – Евфрат, а вот тут, где они почти сливаются, – Багдад. Справа – Хамадан, Мавераннагр, Индия – ну, туда, пожалуй, не надо… Если только к старому знакомцу Тайгаю… Ладно, это потом решим. Что у нас слева, на западе то есть? А на западе – Баязид. Сирия, чуть выше – Анкара, Никея, Константинополь, наконец, Средиземное море, к северу – Черное. Сто путей… Где б лучше пересидеть, чтоб не очень далеко? Как дойдет весть о великой победе Тимура, так – ноги в руки и бежать-поспешать: здрасьте, господин великий эмир, говорят, Баязида победили? Обещаньице свое помните? А помните – так выполняйте, Баязид-то – вот он.

Иван усмехнулся – хорошо б, если б так все сложилось. Так и сложится, он же сейчас сам своей судьбе хозяин, что бы там ни думал себе Тимур. Ну, где бы пересидеть, где бы? Где войны-то нет? Западную Европу отбросить сразу – далеко больно, по тем же причинам не подойдет и Скандинавия. Далековато все, да и в языках европейских особого познания нет. Магриб? Ага, как же! В Тунисе уж точно помнят все раничевские эскапады, да далековато опять же. Египет? С бешеными мамлюками? Спасибо, Иван Петрович, нечего сказать, хорошо придумал! Не ценишь ты свою головушку буйную, не бережешь здоровье, а оно ведь не железное. Между прочим, нужно и о Евдоксе подумать – что случись, кто ее вызволять будет? Хорошо бы где-нибудь у Витовта Литовского осесть – не в Киеве, там тоже успел наследить – на черниговщине, брянщине, в Смоленске. Ежели что, подался с купцами к Черному морю, сел на пароход… тьфу – на корабль – и вот он, Трапезунд, а уж там и до Тебриза рукой подать. Так ведь и в Литву тоже через Трапезунд можно! Верно – туда и податься, как всегда, с попутным купеческим караваном… двигающимся за идущим к Анкаре войском Тимура. Значит, что понадобится?

Раничев обмакнул перо в чернильницу – хорошие чернила, густые, приятного темно-кардамонового оттенка. Итак:

1. Соответствующая одежда… Впрочем, сойдет и та, что есть – вполне прилична для зажиточного торговца откуда-нибудь… ну, скажем, из Герата.

2. Деньги. Серебро, а лучше – золото. Дирхемы, денарии, солиды… У Тимура всяко этого добра хватит.

3. Слуги. Как же приличному купцу без слуг? Всяких там погонщиков верблюдов, возчиков… Хотя, нет. Зачем лишние глаза и уши? Потом все равно одному сваливать придется. Но без слуг нельзя, несолидно, да и подозрительно… А что, если рабы? Потом, в конце пути всех их и отпустить на свободу, пускай валят. Так, значит – рабы.

4. Товары. Горшки-кувшины? Опять несолидно. Лучше уж золоченая посуда, еще лучше – ткани. Да, да – волшебный китайский шелк! Найдется у Тамерлана? Даже и не вопрос.

5. Рекомендательные письма. Так, на всякий случай. Ну, их и самому можно будет состряпать.

Пожалуй, все.

Иван задумчиво прикрыл глаза рукою. Все, конечно, не предусмотришь, но все-таки…

За всеми раздумьями, он и не заметил, как стемнело. Походные муэдзины давно уже прокричали вечерний намаз. Вдали, за Евфратом, в оранжевые пески пустыни садилось солнце. Где-то рядом в полголоса переговаривались гулямы, играла зурна, и кто-то тихим приятным голосом напевал грустную степную песню.

Иван зевнул и почесал под халатом грудь. Вообще-то, неплохо было бы и перекусить. Что там обещал слуга? Вино, между прочим, к вечеру. Так уже вечер!

– Разреши войти к тебе, господин, – тихо попросились снаружи.

– Ну, наконец-то, – обрадовался Раничев. – Хвала Аллаху, явились.

Поклонившись, вошел седобородый, не один, с двумя служками в глухих черных накидках. В руках служки держали серебряные подносы с виноградом, стопкой пшеничных лепешек и жареной дичью. Седобородый с поклоном поставил на столик высокий кувшин и серебряный кубок. В глазах его промелькнуло на миг осуждение – Аллах недвусмысленно запрещал пить сок виноградной лозы, впрочем, многие гулямы Тимура – а уж тем более, пропахшие кизяком и полынью витязи кыпчакских степей – частенько-таки напивались допьяна. Да что далеко ходить, ордынский царевич Тимур-Кутлуг – очень уважаемый и влиятельный хан – не далее, как в прошлом году, скоропостижно скончался от пьянства. Так пить, как он, – никакая печень не выдержит. Да и вообще – не дело слуги совать свой нос, куда не надо – слишком уж плачевно может окончиться.