Если копнуть поглубже - Тимоти Финдли

Сердце начало колотиться.

Джейн остановилась за фургоном, но мотор не выключила.

Я хочу одного — увидеть его.

Всего один взгляд — убедиться, что он живой и я не сумасшедшая. Что он реален.

Она ждала и смотрела.

Стекло машины оставалось опущенным. Джейн услышала звук открывавшейся боковой двери дома, в который приехали ремонтники.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Ну, пожалуйста.

Из дома вышел мужчина.

Лет, наверное, около шестидесяти. На нем был такой же монтерский пояс, как на ее «ангеле», но более опрятная одежда и вдобавок фуражка.

Джейн закрыла глаза.

И поделом. Не будь идиоткой!

«Что ж… если я все-таки пойду к доктору Фабиану, то, по крайней мере, не надо будет лгать Мерси», — подумала она.

И через пять минут (состарившись лет на десять, как ей показалось) она завернула за угол и снова припарковалась напротив дома врача.

Дом был большой — настоящее викторианское чудо из красного кирпича: с портиками с каждой стороны и филигранной работы фронтонами. Шесть труб, три тенистых сада, кованые решетки и спящая собака. Спаниель Дэниел лежал на передней лужайке под сенью сикоморового дерева.

Джейн вылезла из машины и направилась к парадному подъезду. На широкой медной табличке красовались знакомые слова: «Доктор Конрад Фабиан — вход в кабинет со двора». Она всегда игнорировала эту надпись. Задняя дверь не для меня. В конце концов, существует же такое понятие, как гордость. Джейн отвернулась и смотрела в окно. Не хотела видеть глаза доктора Фабиана — их выражение, — его реакцию на свой рассказ.

Достаточно и того, что ей придется выслушать его заключение.

— Я должна вам кое-что сказать, — начала она.

В этом было нечто от исповеди. Чуть раздвинутая занавеска, позади решетки лишь часть лица. И ложь. Оба: и священник, и кающийся понимали, что сейчас прозвучит ложь. Но вместе с ней и неизбежная правда — тяжесть, от которой можно избавиться, только признавшись, как велико это бремя.

Кое-что рассказать…

— Вам удобно?

— Нет.

Джейн горько рассмеялась:

— Разве мне у вас бывает когда-нибудь удобно? С вами? Я уже думаю, как бы поскорее сбежать: сколько шагов до двери, как обойтись без прощания и проскочить мимо вашей «мисс государственной дознавательницы» за конторкой, чтобы она не поняла, что произошло нечто нехорошее. Ведь так было всегда… и всегда так будет. Я плохая, плохая. А вы хороший.

— Ничего действительно дурного в вас нет. Скажем, вы, Джейн, не способны на умышленное убийство. В этом я абсолютно уверен. А помимо убийства, что бы вы мне ни рассказали, это меня не удивит, — врач помолчал. — Ничего… Если только вы не нанесли кому-то физического ущерба.

— Нет.

— Вот и славно, — улыбнулся он. — Помните мужчину, который влюбился в свою ручную мышь?

— Да. У них была единственная проблема: они не могли заниматься сексом.

— Но они занимались.

— Будет вам! — Джейн отмахнулась и рассмеялась.

— И тем не менее это так. Правда, особым способом. Знаете, где мышь свила себе гнездо?

— А мне надо об этом знать?

— Ради вашего душевного здоровья.

— Тогда рассказывайте.

— В его лобковых волосах.

— Вы меня разыгрываете!

— Нет. И спала там каждую ночь всю свою жизнь.

Первой непроизвольной реакцией было: «как мило». Но вместо этого Джейн спросила:

— И сколько она прожила?

— Пять лет. Обычный срок для белой мыши. — Врач поднял глаза: — Я вижу, вас это разочаровало. Вы считаете, что счастье и согласие между столь несовместимыми особями не должно сохраняться так долго. Вас смущает отклонение от нормы. Это мы знаем. Итак, вы влюбились в коня? В осла? В мула?

— Разумеется, нет. — Джейн посмотрела на врача. — И вообще, с чего вы решили, что я собираюсь говорить о сексе?

— Ну… — он пожал плечами. — Я просто вижу вас. И нахожу в вас перемены.

Она отвернулась.

— Разрешите мне закурить.

— Пожалуйста. Давайте.

— И еще…

— Даже не просите. Вы найдете вино на кухне. Только потом, когда мы закончим. Тогда можете выпить. Но не раньше. Вы это прекрасно понимаете. Мы оба профессионалы.

— Но мне так трудно. Так тяжело.

— Джейн, — доктор Фабиан кашлянул, — я чувствую по запаху, что вы уже подкрепились. Так что закуривайте и начинайте.

— Слушаюсь, сэр, — покорно проговорила она — по-прежнему не оборачиваясь.

Но как, как, как?

Начинай, Джейн. Просто говори, и все.

— Я…

— Да?

Она достала сигарету и прикурила.

— Вам приходилось… Вы когда-нибудь встречали настолько красивых людей, что на них невозможно смотреть?

— Но, чтобы это понять, надо все-таки посмотреть.

— Разумеется… Конечно… — Джейн выдохнула дым. — Ну, вот входит такой человек в дверь. Вы бросаете взгляд и чувствуете, что больно — в буквальном смысле больно — поднять на него глаза. Случалось с вами такое?

— Да.

И никаких объяснений.

Джейн, до мозга костей Джейн, грустно улыбнулась:

— Вы хотите сказать, что мой опыт не уникален?

— Опыт восприятия любого человека другим человеком всегда уникален. Например, я восхищаюсь вашим мужем как актером и нахожу его чрезвычайно привлекательным. Но я, слава богу, не гей. Говорю, «слава богу» только потому, что у меня есть Аллисон, без которой я бы совершенно погиб. Но обстоятельство сходное. Я имею в виду — между тем, о чем вы рассказываете, и что проистекало между мной и Алли и между вами и Гриффином. Замужем за ним вы, а не я.

— Проистекало?

— Хорошее слово. Случилось. Вам следует чаще заглядывать в словарь. Это дает ответы на многие вопросы. Случилось. Очень полезное слово, когда речь идет о любовной связи. А ведь именно о чем-то подобном вы собираетесь мне рассказать.

— Почему вы так считаете?

— Я уже вам объяснял. В вас не чувствуется прежней апатии южанки. Вас что-то разбередило. Взволновало. Таким фактором может быть только мужчина… или, если угодно, женщина. Но в вашем случае, думаю, мужчина.

— Да.

— Итак?

— Итак… — Джейн посмотрела на кончик сигареты. — У вас есть пепельница?

— Прямо перед вами. Перестаньте тянуть резину. У нас только час. Сейчас уже меньше. Рассказывайте.