И бегемоты сварились в своих бассейнах - Джек Керуак

По пути к нам присоединялись другие любопытные, и в конце концов в студию завалилось человек десять, включая Джо Гулда с его неизменной тросточкой. Кто-то тут же включил радио, и начались танцы. Мы с Джейни завалились в спальню и стали целоваться. Она сказала, что можно бы и трахнуться, но я не решился, потому что комната была смежная, и туда то и дело кто-то совался.

Принесли пиво, мы вышли, взяли по большой упаковке и вернулись в спальню. После пива я совсем одичал и полез в окно, но наткнулся на Аллена, который лез снаружи. Оказалось, что он искал Фила на улице, а вернуться в дверь не мог, потому что ее заперли.

— А куда делся Фил? — удивился я.

— Спроси что-нибудь полегче, — ответил Аллен.

Я высунулся в окно и понял, как он залез: прямо под студией помещался клуб «Свинг Рандеву», и Аллен забрался на козырек над входом.

Тем временем Барбара в соседней комнате обжималась с художником, а коротышка Гулд сидел на кровати, упершись подбородком в набалдашник трости, и что-то рассказывал черноволосой девчонке в брюках.

Барбара вышла вся растрепанная и стала прихорашиваться у зеркала.

— Он сам напрашивался, — сказала она Джейни, — вот и получил.

Художник свирепо взглянул на нее, а потом проворчал, повернувшись ко мне:

— Еще немного, и уложил бы.

Я изобразил подобающее случаю восхищение и пошел в студию взглянуть на его творения. Аллен бегал кругами, открывая все двери — искал Фила. Даже в сортир заглянул.

Картины висели вдоль стен — яркие краски и застывшие геометрические формы: кубы, квадраты, круги.

— Как они тебе? — спросил я Джейни, и она ответила, что цвета ничего.

Внезапно откуда-то появился Фил, и мы решили вернуться в «Минетту». Художник между тем озверел окончательно и начал на всех орать, потом распахнул дверь и велел убираться.

Публика потянулась наружу, а он продолжал выкрикивать ругательства. Обозвал Барбару фригидной дурой, Аллена — педиком, а потом схватил за хвост кошку, что шарахнулась из-под ног, и швырнул вниз. Кошка приземлилась на все четыре лапы и шмыгнула под лестницу. Я подошел и сказал, что за такие вещи положено бить морду, но он меня даже не услышал, и я оставил его в покое.

В «Минетте» было невозможно протолкнуться к стойке, приходилось кричать бармену издалека, но в конце концов мне удалось добыть четыре кружки пива. Там, был и Кэткарт с приятелями-студентами. Шум и толкотня мне быстро надоели, и я пошел домой. По пути меня так шатало, что, наткнувшись на какие-то пустые бочки, я свалился в канаву, с трудом вылез и до квартиры добирался долго, припадая на одну ногу.

Фил с Барбарой были в спальне. Я разделся, повалился на диван и долго лежал, пытаясь унять головокружение. Потом раздался звонок в дверь и крик Фила из спальни: «Что за черт!»

Он выскочил голый и стал бегать по всей квартире, проклиная все на свете, а звонок продолжал звенеть. Наконец я встал и открыл дверь.

Это оказались Джейни и Кэткарт, которые едва стояли на ногах. Вошли и тут же повалились на пол, а разъяренный Фил устремился в кабинет.

Я поднял Джейни и бросил на диван. Из спальни появилась Барбара, закутанная в простыню, и тут же радостно бухнулась на колени к Кэткарту, который развалился на кушетке и уже мало что соображал. Она страстно впилась ему в губы, а он лишь тупо пялился.

Джейни вдруг стащила туфлю и огрела меня по голове, как раз в тот момент, когда Фил выскочил из кабинета и снова исчез в спальне, хлопнув дверью. Я вскочил и выключил свет, чтобы Джейни было труднее целиться. Хлопанье дверей, крики, стоны, бормотание и скрип продолжались еще долго. Казалось, квартира номер тридцать два превратилась в какой-то адский бордель.

На следующий день мы с Филом продрали глаза в полдень и сообразили, что опаздываем уже на четыре часа. Приняли холодный душ, выпили целый пакет томатного сока из холодильника и выскочили из квартиры, оставив Барбару и Джейни досыпать. На улице стояла страшная жара. Выйдя на Сорок второй, мы поспешили за угол к остановке и едва успели на уходивший автобус.

Хобокен покрывала дымная пелена — в доках что-то загорелось. С пепельно-серого раскаленного неба, словно черный снег, валились клочья сажи. Пересев на местный автобус, мы доехали до нужного пирса. Там дым стоял еще гуще, так что щипало глаза. Мы перешли улицу и у ворот сбросили мешки с плеч на землю. Из сторожевой будки лениво вышел охранник.

— На «Харви Вест», — сказал я, доставая бумажку с направлением и пропуск береговой охраны.

— «Харви Вест»? — переспросил он. — Минуточку.

Он зашел в будку и позвонил, потом сказал:

— «Харви Вест» в семь утра сменил док, теперь он в конце Монтегю-стрит, пирс четыре, в Бруклине.

Я повернулся к Филу и развел руками.

— Что ж, — сказал он, подбирая мешок, — раз в Бруклине, поедем в Бруклин.

— Вот уроды! — возмущался я, ковыляя следом. — Нас посылают в Хобокен, а корабль в Бруклине. Приедем, а он небось уже в Манхэттене, один сплошной бардак. Может, пива выпьем?

— Денег нет, — сказал Фил, — и времени тоже.

Разведав, как быстрее вернуться в Нью-Йорк, мы пошли на паром. Поставили мешки к ногам и стали смотреть на море, опершись на перила. Впереди, за широкой полосой реки, мерцали контуры Манхэттена. Слева, где остался Хобокен, виднелся источник дыма: горел какой-то здоровенный склад, а рядом с ним полыхал сухогруз под норвежским флагом. Тяжелые клубы серого дыма поднимались над крышей, смешиваясь с черным дымом от корабля. Повсюду мелькали фигурки пожарных с игрушечными шлангами, из которых лилась вода. «Интересно, отчего начался пожар?» — подумал я.

Паром приближался к Манхэттену. Прохладный бриз, дувший с юга, со стороны устья реки, доносил запах моря. Вспенив воду, паром мягко толкнулся в пристань резиновым боком, деревянные балки заскрипели. Мы взвалили мешки на плечо, спустились по трапу и двинулись на восток через центр города. У автосервиса на Десятой авеню остановились напиться воды. В мастерской никого не было, где у них туалет, мы не знали, поэтому включили толстый шланг для мойки машин и напились из него, направив струю воды в лицо. Из гаража так никто и не вышел, и я сказал Филу: «Ну и местечко! Прихватить, что ли, пару гаечных ключей?»

Мы дошли до Восьмой авеню и потратили последние десять центов на подземку до Бруклина. Вышли на станции Боро-Холл, только, как оказалось, не с той стороны. С тяжелыми мешками на плечах нам пришлось долго пробираться сквозь ряды грохочущих машин под солнцем, которое жгло как раскаленный утюг. Наконец отыскали Монтегю-стрит, свернули под высокую каменную арку и вышли к пирсам. Со стороны нас можно было принять за солдат Иностранного легиона, добравшихся до форта после долгого марша через пустыню.

— «Харви Вест» здесь? — спросил я у охранника у ворот.