Цвет боли. Латекс - Эва Хансен

– Да, сейчас, я уже паркуюсь.

Повертела в руках ключик, но выбросить не решилась, просто положила в кармашек сумки, ключик маленький, не обременит. Он был необычен, у ключей одна, реже две бородки, у этого были четыре. Словно два ключа совместили в одном. Он открывает какую-то маленькую старинную шкатулочку, замочная скважина которой представляет собой крест.

Дома Бритт в ответ на рассказ о вездесущей соседке только отмахнулась:

– Линн, там не было документов, остальное ерунда. Важное я забрала сразу, разрешили.

– Надеюсь, никакие коробочки или шкатулки не остались?

– Нет, у меня их не было, ты же знаешь, драгоценности в сейфе, а Густав и вовсе такого не любил.

– Посмотри, соседка нашла это на дорожке, – зачем-то соврала Линн, – не от вашей шкатулки?

Бритт повертела ключик в руках, помотала головой:

– Я у Густава такого не видела. Если вы, перебирая вещи, ничего не нашли, то это не наш, кто-то обронил. А, может, это убийцы? Шкатулку забрали, а ключик выронили.

Линн подумала, что это вполне возможно, но сказала иное:

– Его нашли на дорожке, ведущей к крыльцу, а машина стояла с другой стороны.

– Да ну его! Если даже забрали, какая теперь разница?

– Никакой.

Разница, конечно, была, но сообщать об этом подруге Линн вовсе не хотелось.

Проводив подругу, Линн осталась в Стокгольме одна. Конечно, была еще мама, но она жила со своим вторым мужем в Эстермальме, совершенно забыв, что у нее есть дочь. Мама сама по себе, Линн с бабушкой – так повелось с детства, и Линн это вовсе не напрягало, так лучше.

Она понимала, чем займет вечер – будет читать и размышлять. Конечно, не Кафку или современный роман, а записи Густава. Их немного, пробежать глазами можно быстро, но поток мыслей, которые вызвала даже одна просмотренная страничка, был слишком сильным. Линн даже порадовалась, что осталась в одиночестве, так легче думать, не выдавая своих мыслей.

Словно что-то почувствовав, позвонил Ларс. Он уже был в Лулео, намереваясь рано утром отправиться дальше. Услышав ее чуть хриплый голос, забеспокоился:

– Что с тобой, дорогая?

В последний год Ларс чаще звал жену по имени или говорил «малыш», потому обращение «дорогая» всколыхнуло воспоминания об их знакомстве, замке на острове, игре на рояле в четыре руки, скрипках и, конечно, БДСМ.

На почве БДСМ они и познакомились. Теперь, когда у пары была маленькая Мари, прежняя свобода, конечно, исчезла. Ларс и Линн очень состоятельны, у Ларса кроме большого дома на острове, который все называли замком, были две квартиры – на Кунгсхольмене и в Квартале жаворонков, еще одна этажом ниже на Эстермальмсгатан досталась по наследству от его двоюродного брата Мартина, это все, не считая дома и шале в Швейцарии.

Раньше Ларс и Линн уединялись в его квартире на Эстермальмсгатан, где существовала целая «комната боли», напичканная приспособлениями для БДСМ, но трагичное соседство с Мартином и его гибель прямо на глазах у супругов подтолкнуло к продаже этих квартир. Кунгсхольменскую Ларс тоже продал, она ни к чему.

Оставался вопрос с замком, но расстаться с ним не хватало духа, это прямое наследство обожаемого Ларсом деда. Дом стоял закрытым, даже киношники перестали туда ездить, а ведь раньше не давали покоя.

Перебравшись с острова в Норрмальм, они поселились в квартире на Библиотексгатан, принадлежавшей Осе и Линн, места хватало и им, и Мари, и Осе со Свеном. А для занятий БДСМ уединялись на Эстермальмсгатан.

Теперь, когда той квартиры больше не было, Линн иногда ловила себя на том, что ей не хватает остроты отношений. Зато у Бритт их было с избытком, но убийство Густава прямо на распятии надолго выбило из состояния равновесия и подругу. Вряд ли она скоро решится встать к распятию или позволит кому-то взять в руки флоггер (если это вообще случится).

Обращение Ларса «дорогая» живо всколыхнуло прежние ощущения, тем более Линн только пристроилась с тетрадью в кресле перед камином.

– Линн, что у тебя происходит?

– Ничего, Ларс, все в порядке. Просто я сегодня разбирала вещи Бритт и Густава в их доме, а сейчас одна.

– А Бритт где? – В голосе мужа беспокойство.

– Она уже улетела в Осло.

– А Осе?

– Бабушки заняты друг дружкой, им не до меня.

– Линн, мне вернуться? Хочешь, я немедленно отправлюсь обратно? Утром буду дома.

– Вот еще! У меня все в порядке. А ты завтра куда?

– Хотел дальше в Галливаре, но теперь сомневаюсь.

– Нет-нет! Ларс, делай, что задумал. Я, правда, в порядке.

Они еще поговорили о том, как там их малышка, о Швейцарии, о дороге, о ближайших планах. Собственно, Ларс планы строить не мог, все зависело от результатов поисков. Линн объявила:

– Ложись спать, тебе завтра рано выезжать!

– Что я слышу в твоем голосе? Дорогая, а что ты намерена делать?

– Я?.. Возьму в руки скрипку…

– Линн, я хочу быть рядом!

– Очень хочешь? – замурлыкала девушка.

– Ты даже не представляешь как.

Беседу прервал звонок по второй линии у Ларса и появление в его номере отеля администратора. Договорившись не скучать и созвониться завтра, Линн и Ларс распрощались.

Линн действительно взяла скрипку. Много лет скрипка была настоящей отдушиной, но в последние месяцы она практически не играла. Человек, научившийся плавать, ездить на велосипеде или играть на музыкальном инструменте, никогда этого умения не забудет. Тем более, если играл хорошо.

Скрипка пела, выводя забытую мелодию (сегодня почему-то не хотелось играть «Шторм» Вивальди, а ведь это одно из любимых произведений у них с Ларсом), Линн была настроена на лирический лад, потому выбрала арию Каварадосси из «Тоски». Пела и плакала скрипка, плакала вместе с ней и Линн.

Почему? Потому, что уже не вернуть того, что было. Не вернуть сумасшедших дней в замке, когда Ларс поил ее замечательным вином и соблазнял, как мог. Было страшно и волнующе, она словно стояла на самом краю пропасти, а его стальные глаза так и манили сделать решающий шаг.

Она этот шаг сделала и уже много месяцев жила в состоянии свободного падения, испытывая одновременно восторг от парения и ужас от ожидания приближающейся встречи с землей. Иногда казалось, что Ларс подарил ей крылья, потому гибели не будет, но потом вдруг выяснялось, что крыльев за спиной нет. В последний миг он словно протягивал руку и вытаскивал ее из пропасти, но с каждым разом пропасть становилась все глубже и подниматься наверх для нового полета все трудней.

Линн могла бы играть всю ночь, но подумала о соседях и отложила скрипку после нескольких мелодий.

Когда-то в замке они устроили с Ларсом настоящий музыкальный поединок, играя «Шторм» на двух скрипках и буквально упершись лбами. Ларс еще только завоевывал Линн, ее доверие и делал это своеобразно.