Тень прошлого - Андрей Воронин

Ну и что, собственно? Доказать ничего нельзя, они наверняка тщательно замели следы, а если дадут кассете ход, то сделают это анонимно и вовсе не от имени Агапова. Нет, они своего, несомненно, добились, и добились малой кровью. Знали, сволочи, чем меня взять."

Дрожащей рукой он взял из пепельницы только что затушенную сигарету и снова прикурил, не обращая внимания на тошноту. Сколько ни думай, результат один – все кончено. Что может изменить в своей судьбе лягушка, по которой только что проехался грузовик? Да ничего, вот и весь сказ. Отдать им документы и надеяться на Божью милость.

Существовала, конечно, другая, диаметрально противоположная точка зрения, и Константин Андреевич, сидя на кухне с ходящей ходуном в трясущихся с перепоя пальцах сигаретой, честно попытался ее проанализировать.

Чему быть, того не миновать. Заполучив документы, Агапов не успокоится, пока окончательно не сотрет его в порошок, и значит, идти на уступки бессмысленно.

Стиснуть зубы и довести дело до конца, невзирая ни на что… Прямо сейчас.., нет, не сейчас, конечно, а, скажем, в понедельник, пойти на прием к Генеральному и все ему рассказать – как было, со всеми подробностями. Мадам Лопатина… Да черт с ней, в конце концов! Хуже, чем есть, не будет. Не о ней разговор. Снять угол, если придется, и – вперед. Шашки наголо, так сказать. Напролом. Крушить эту паутину связей и взаиморасчетов, рвать зубами, грызть, проламываться, проталкиваться грудью… В конце концов, это его работа. Это то самое, о чем он мечтал тысячу лет назад, поступая на юрфак.

Такие мысли, как всегда, вызвали у него кратковременный прилив воодушевления, вроде того, что он испытал, впервые прочтя «Как закалялась сталь». Ему немедленно захотелось жертвовать собой и тут же, прямо не сходя с места, дать кому-нибудь в морду или схватиться врукопашную с целой шайкой бандитов. Впрочем, теперь, по прошествии многих лет, это чувство поистерлось, утратив остроту, и очень быстро схлынуло: увы, он не был рожден героем боевика и отлично об этом знал. Знал он и еще одно: только на экране жизнь может состоять из непрерывной цепи подвигов, в которой нет перерывов даже на то, чтобы заскочить в туалет по малой нужде. Реальная же жизнь состоит из миллионов скучных бытовых мелочей, и эта повседневная рутина, как гнилое болото, затягивает в себя любые высокие порывы. Надо быть сделанным из оружейной стали, чтобы, невзирая ни на что, гнуть свою линию. И надо быть полным отморозком, чтобы не бояться смерти и вообще ничего не бояться, "И еще, – подумал он. – Еще надо очень четко представлять себе, ради чего ты все это делаешь. А я не представляю. Ради того, чтобы место Агапова заняла другая сволочь? Помилуйте, какой же в этом смысл? От перестановки мест слагаемых сумма не изменяется – это мы еще в школе проходили, классе этак в первом или во втором… Тогда чего ради? Чтобы другим неповадно было?

Ох, не учит никого и ничему чужой горький опыт, и никогда не учил. И потом, гораздо проще убрать к чертям собачьим надоеду-следователя, чем перестать воровать.

Подохнешь как собака, и никто не узнает, где могилка твоя. Что, из искры возгорится пламя? Да ничего ниоткуда не возгорится, да и какая, в сущности, ему, Константину Андреевичу Лопатину, будет тогда разница?"

Его размышления были прерваны телефонным звонком.

– Да пошел ты, – сказал телефону Лопатин, Не двигаясь с места. Ему хотелось завыть.

Телефон продолжал звонить.

– Господи, ну что вам еще надо? – простонал Константин Андреевич, направляясь в прихожую. У него мелькнула мысль, что это может быть жена, а то и, чего доброго, теща, сохранявшая в свои девяносто три года завидную бодрость духа и так же, как и ее дочь, всегда не жаловавшая зятя, и заторопился.

Голос в трубке снова был мужским и незнакомым.

– Господин Лопатин? – осведомился голос. – Молчите и слушайте, у нас очень мало времени. Ваш телефон прослушивается, так что постарайтесь воздержаться от междометий. Вы меня поняли?

– Черт бы вас всех подрал, – сказал Константин Андреевич.

– Я же просил… Я хочу вам помочь. Надо встретиться. Приходите в парк. Беседку возле пруда знаете?

– В нашем парке? Знаю…

– Вот и приходите. Я буду ждать с семнадцати пятидесяти до восемнадцати десяти. Искать меня не надо, я подойду к вам сам.

Час от часу не легче, подумал Константин Андреевич.

– Что… – начал было он, но связь уже прервалась.

Положив трубку, он вернулся в кухню (в комнату по вполне понятным причинам ему заходить не хотелось), закурил еще одну сигарету и попытался обдумать новый поворот событий. «Я хочу вам помочь…» Хотелось бы верить, хотя скорее всего это просто провокация. А какой смысл людям Агапова, этим его «борейцам», его еще на что-то провоцировать? Он и так у них, можно сказать, в кармане… Идти на встречу было страшно, а не идти – глупо.

К тому же, как ни пытался Константин Андреевич настроить себя на неизбежность предстоящих неприятностей, в душе упорно жила и никак не желала умирать трусливая надежда на то, что все еще как-нибудь рассосется.

Докурив, Лопатин вздохнул и взялся за уборку.

Старший группы наружного наблюдения частного охранного агентства «Борей» майор спецназа в отставке Николай Викторович Балашихин проснулся поздно и сразу посмотрел на часы. В окно било солнце. Ложась спать утром, он забыл опустить жалюзи, а пробуждение при полном солнечном освещении всю жизнь ассоциировалось у него с опозданием, но брошенный на циферблат дорогого хронометра взгляд сразу успокоил майора: он не проспал и трех часов, что в его уже не юношеском возрасте можно было считать неплохим результатом, учитывая то, что он ухитрился-таки выспаться и чувствовал себя бодрым и полностью отдохнувшим.

– Старая гвардия, – объяснил он неизвестно кому и одним движением сбросил ноги с постели.

Он всегда вставал быстро, не позволяя себе нежиться под одеялом. Сама мысль о том, что, будучи здоровым, можно лежать в постели, смотреть в потолок и почесываться, понапрасну убивая минуты (а то и часы!) и без того короткой жизни, казалась ему абсурдной.

Не одеваясь, он распахнул балконную дверь и вышел в лоджию, с легким неудовольствием отметив тот факт, что утренняя прохлада уже уступила место полуденной жаре.

Впрочем, это все-таки был не Кандагар, а столица нашей Родины город-герой Москва – такую жару можно было пережить. Не сгибаясь в поясе, Балашихин бросил свое крепкое тело на бетонный пол лоджии, уперся кулаками в твердый цемент и принялся отжиматься, пока на спине и плечах не выступил пот, а произошло это не скоро.

Дом, в котором отставной майор купил себе квартиру, был из тех, что принято называть элитными, хотя, насколько мог заметить Балашихин, шваль, населявшая три его подъезда, если и относилась к какой-нибудь элите, то разве что к финансовой, да и то с большой натяжкой. Так или иначе, лоджии здесь были огромными, и майор, делая утреннюю зарядку, мог не бояться со всего размаха въехать какой-нибудь частью своего тела в стену или окно.