Кофе на утреннем небе - Ринат Валиуллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Янь: Я знаю.
Инь: Вас надо в зоопарк!
Янь: Совершенно верно.
Инь: Вы просто хищник.
Янь: Да, погладьте меня, мадам.
Инь: Чёрт, я пропустила остановку. Прибавь ещё 10 минут.
* * *
Неожиданно поезд качнуло, и чай, выйдя из стеклянных берегов, побежал вниз по гранёным дорожкам, пока не ассимилировался с белой скатертью, породив в этой короткой связи метиса. Тот схватил телефон, который лежал на столе, своими горячими влажными пальцами, будто ему срочно нужно было позвонить кому-то. Марина отобрала у него трубку и стала быстро стирать чай с поверхности экрана, который показывал уже полночь. Капли чая стекали с цифр и падали вниз. Марине вдруг показалось, что это утекало её время. Каждая секунда как капля. Талантливая жидкость хорошо чувствовала время. Она утекала вместе с ним, сквозь скатерть, сквозь пространство. Временем насквозь промокла скатерть.
Утро брызнуло белым аэрозолем на тёмный горизонт. Оно ещё абсолютно не знало, что из этого дня может получиться. Рисовало, как всегда, по наитию, как всегда, получалось в итоге неплохо. Марина взяла в руки свой электронный роман.
– Утро вроде как наступило, а ты ещё нет, ты боишься наступить, потому что под кроватью может спать кот. Так и лежишь, ждёшь, пока он проснётся.
– Встал давно он уже. И уже варит чай.
Марина представила кота, который варит чай. Как он вытряхивает старую заварку в мусор, потом моет чайник, обдаёт его кипятком, при этом постоянно шипит сам, так как не очень любит воду. Потом ему всё это надоедает, он достаёт из холодильника сливки и начинает сладко облизываться ими.
* * *
– Не спится? – оторвала её от книги Тома. Она смотрела в упор и улыбалась.
«Улыбаешься мне, а в глазах твоих сквозит какая-то неопределённость», – подумала Марина.
– Тебе тоже?
– Ещё бы. Мне уже детей пора заводить, а я с любовью пока не определилась. Чувства всегда были инертны: расстался с человеком, не видишь его и уже давно делишь кровать с другим, а они всё приходят и приходят, галдят и не дают спать. Во мне так много любви, что как только я пытаюсь признаться, чтобы кто-то ещё её признал, чувствую, что звучит банально, слов не хватает передать своё внутренне, как будто там всё говорит на другом языке. Вот в тебе тоже полно любви, это видно сразу.
– Пожалуй, полно.
– И что ты с этим делаешь?
– Я скромничаю, я делаю вид, я стесняюсь…
– Вот-вот, стесняешься нарваться на комплимент, – сделала свою ремарку Тома, потом поправила подушку и снова положила на неё беспокойную голову.
– Я даже не могу произнести первой: «Я люблю». Какого чёрта? Почему я не могу сказать то, что хочу, кого хочу, как хочу.
– Потому что ты боишься, – не могла больше лежать Тома и села, уперев свои ноги в мою полку.
– Чего я боюсь?
– Ты всё ещё верна своему старью. Ты боишься быть собой. Что ты замолчала?
– Думаю, как же трудно быть собой, – погас экран планшета в руках Марины.
– Ага. Особенно самой собой. Проблема умных женщин в том, что они продумывают четвёртый-пятый шаг, не сделав ещё и второго. Люди не меняются, но и не повторяются. Они как дни недели: есть люди-будни, то есть с которыми хорошо работать, однако тех, с которыми можно полноценно отдохнуть, – пара человек, а может, и один.
«Была бы умной, разве ехала бы я сейчас одна? Даже ты, какой бы разумной ни была, всё равно с носом, одна!» – усмехнулась про себя Марина.
– Люди никогда меня не поймут. И дело даже не в том, что я сама себя не могу понять. Дело в том, что мне нужен один, который сумеет это делать лучше других, лучше меня, – смотрела в окно Тома, где замедлялась жизнь какой-то станции, будто именно здесь мог оказаться тот, который делает всё лучше других. Видно было, как она, словно станционный смотритель, перебирает глазами встречающих и пассажиров.
– Не делайте мне больно, господа! – вытянула Тома из себя строку известной песни и ещё грустнее добавила: – Тем более холопы…
* * *
Янь: Опять выходные решила дома провести?
Инь: Погода сегодня никудышная.
Янь: Да? Вроде солнце светит.
Инь: Светит, но никто не звонит. Ты тоже не звонишь, только пишешь. Чего-то мне всё-таки не хватает в жизни. А чего – не могу никак понять.
Янь: Может быть, любви?
Инь: Нет, что ты! Мужик у меня есть. Мы друг от друга без ума.
Янь: А-а-а-а. Теперь понятно, чего не хватает.
Инь: Правда, у него есть один недостаток: он женат.
Это ещё не всё.
Янь: Что ещё?
Инь: Недостатки есть и у меня. Если быть откровенной до конца, я самая обычная ленивая дрянь.
Янь: Ты не слишком самокритична? По-моему, ты сильная и волевая женщина.
Инь: Вот, теперь я ленивая дрянь, которая умеет провоцировать на комплименты.
Янь: Может, просто не выспалась?
Инь: И это тоже.
Янь: Одна спала?
Инь: Да.
Янь: Значит, гормональное.
Инь: Как у тебя с этим?
Янь: Я не один, но тоже не выспался.
Инь: Значит, аморальное.
Янь: Кстати, ты злопамятна?
Инь: Нет, что вы, я не злопамятна, я предпочитаю мстить сразу.
Янь: Какие планы на жизнь?
Инь: Любить.
Янь: Я про сегодня.
Инь: Любить.
Янь: Выключи автоответчик.
Инь: Не могу… Хочу.
Янь: Может, сначала кофейку?
Инь: Да поздно уже.
Янь: Ладно, коньяк так коньяк.
Инь: Странно сложился мой субботний вечер: позвонил один – отказала, позвонил другой – отказала, потом как отрезало, наступила тоскливая тишина. Пока ты меня не спас.
Янь: Я же знаю, что самое грустное для женщины, когда некому отказать.
Инь: Когда увидимся?
Янь: Завтра.
Инь: Завтра так завтра. Тогда нечего на меня сегодня пялиться. Кстати, чем это ты сегодня так занят?
Янь: Любуюсь. Красиво ходите!
Инь: Вы ещё не знаете, как красиво я ухожу.
* * *
Я качался в кресле в своём кабинете, пытаясь собраться с мыслями, но мысли не собирались, они игнорировали, предпочитая дебаты в курилке дум, не голова, а полная фракций Дума. Одна из мыслей, самая мрачная, кружила под потолком, после каждого дежурного облёта пытаясь выйти за пределы, на волю, в весну, втыкаясь всем телом в стекло. Качаться мне надоело, и я перешёл к более действенным методам: я начал кататься на кресле от стенки до стола и обратно. За этим развлечением меня застала Катя, которой я успел чуть раньше заказать кофе.