Адмирал Колчак - Павел Зырянов

Толль остался недоволен поездкой Матисена. Через три дня он отправил его в новое путешествие, на этот раз с Носовым. Эта поездка длилась 10 дней. Матисен нанёс на карту два островка из архипелага Норденшельда, а затем наткнулся на очень тяжёлые торосы. Не преодолев их, он повернул назад.[122] Если бы вместо Матисена пошли такие одержимые люди, как Толль и Колчак, результаты могли быть иными. Но Толль не стал менять планы. Склад у залива Гафнера уже заложен – значит надо идти на Восточный Таймыр. А с началом навигации впереди маячила «заветная цель». Погнавшись за призраком Земли Санникова, Русская полярная экспедиция в 1901 году прошла мимо настоящего, большого открытия.

Не только Толль, но и вся экспедиция верила в эту «заветную цель». 4 марта, когда отмечался день рождения начальника экспедиции, Колчак произнёс тост, выразив пожелание отметить следующий день рождения на Земле Санникова.[123]

6 апреля Толль и Колчак отправились в санную поездку на полуостров Челюскина.[124] К этому времени выявилась нехватка собак: 22 пали в течение зимы, восемь ушли с Коломейцевым, другие не успели отдохнуть после путешествий Матисена. Для поездки на полуостров Челюскина в наличии оказалось 12 здоровых собак. Этого было достаточно для одной нарты, но Толль взял две, по 300 килограммов на каждой. У Толля каюром был Носов, у Колчака – Железников. Все четверо шли рядом с нартами и порой сами впрягались в постромки. И всё же собаки тащили тяжело и медленно. За первый день прошли всего 16 километров.

На следующий день Толль отослал матросов назад, несколько облегчил груз, заложив склад на берегу моря, и взял на себя обязанности каюра. Это было нелёгким делом. Толль должен был всё время выкрикивать командные слова, чтобы держать стаю в постоянном напряжении, говорить им на якутском языке (русского они не понимали) разные небылицы («Скоро будем дома!», «Там много вкусного корма!» и т. п.), распутывать постромки и следить за направлением движения. Едва прекращалось выкрикивание команд и небылиц, собаки останавливались. Они останавливались и тогда, когда на нарту садились оба путешественника – груз становился не по силам. Поэтому Толлю и Колчаку попеременно приходилось бежать рядом с нартой.

Чтобы лучше использовать день для астрономических определений и не так страдать от жары (даже на морозе собаки бежали с высунутыми языками, а люди обливались потом), Толль отвёл для поездок вечер и часть ночи, а день – для работы, отдыха и сна. Расставив палатку, поужинав, сделав дневниковые записи и покурив трубку, в 3 часа утра Толль и Колчак ложились спать. В 8 или 9 часов просыпались, варили концентраты (гороховое пюре с олениной), пили чай, делали астрономические измерения или топографическую съёмку побережья, а потом отправлялись в путь.

Солнце и снег. Чистейший саван бесконечной полярной зимы. На многие вёрсты – никаких признаков жизни. У Толля началась снежная слепота. От беспрестанного крика он охрип. К череде мелких неприятностей сначала старались относиться с юмором. Однажды, остановившись на ночлег, обнаружили отсутствие свёртка с зимней одеждой. Его нашли, вернувшись наутро назад, но целый день был потерян. Ещё один день был потрачен, чтобы переждать вьюгу. Третий день был малопродуктивен, потому что сначала сани провалились в трещину и их пришлось разгружать, чтобы вытащить, а потом они повредились о край тороса. После этого пришёл черёд для неприятностей покрупнее.

Подъехав к заливу Гафнера, они не сразу узнали местность – настолько за зиму всё изменилось. Когда же нашли ту самую скалу, возле которой были зарыты продукты, то увидели на этом месте восьмиметровый сугроб. Толль недоумевал, как же это он, бывалый полярник, мог устроить склад как раз с той стороны, куда наметает снег.

Первое время снег раскапывал Колчак, пребывая, по словам Толля, в «трудовом экстазе». Начальник же экспедиции ходил обозревать окрестности и охотился на куропаток. Затем и Толлю пришлось взяться за лопату. Сначала была срыта вершина холма, а затем образовалась шахта. Чем дальше, тем труднее шло дело. Снег слежался и стал твёрдым, как рафинад. За час удавалось выкопать только один кубометр. Раскапывание склада длилось целую неделю. Потом эту работу пришлось бросить.

Колчак выглядел подавленным. На волне успеха он мог творить чудеса, а неудачи всегда ввергали его в самое скверное настроение, которое он не умел скрывать. Стали думать, что делать дальше. Собаки исхудали и утомились, корма для них осталось немного, запасы керосина тоже были невелики. Не хотелось, однако, отправляться в обратный путь, почти ничего не сделав. Колчак, как мореплаватель и географ, предлагал пройти дальше вдоль побережья, делая его съёмку. Толль, как геолог, считал более интересным всё же заглянуть в глубь полуострова. Колчак, привыкший к военной дисциплине, не возражал против решения начальника.

Четыре дня они шли в глубь страны, не всегда понимая, идут ли по льду какого-нибудь фиорда или по тундре. Вокруг расстилалась однообразная пустыня, с подъёмами и спусками, с байджарахами (характерными для тундры конусовидными холмами) и гранитными валунами. Собаки везли всё хуже и хуже. Теперь уже никто не садился на нарту. Наоборот, при подъёмах Толль и Колчак сами впрягались в лямки. При спусках же ослабевшие собаки не могли бежать достаточно быстро, попадали под сани, и вся упряжка превращалась в катящийся клубок, в который заматывало и людей.

Долгое время не попадалось высокой горы, с которой можно было бы осмотреться. Тёплая погода приносила с собою тяжёлые туманы. Когда холодало – горизонт тонул в мглистой дымке. Ориентироваться становилось всё труднее. В конце концов направление движения было совсем потеряно. Толль решил, что будет разумнее, если он, выспавшись и подкрепившись, совершит однодневную экскурсию на восток.

1 мая, при ясном солнце и лёгкой позёмке, он сделал 11-часовой марш на лыжах. Потом взобрался на холм, съел сухарик со шпиком и осмотрелся. Полуночное солнце, как записал он в дневнике, «осветило однообразный холмистый ландшафт – ни одной характерной горы, ни одной гряды на бескрайней пустыне». Вершины некоторых холмов уже оголились от снега, и там путешественник находил только песок, щебень и валуны, обросшие лишайником. «Эта безотрадная пустыня угнетает своей безжизненностью», – писал он.

Повернув назад, Толль вскоре потерял свою лыжню, заметённую снегом. К счастью, не было тумана, и лыжный след впереди удалось разглядеть. Толль приехал на стоянку с окончательным решением возвращаться.

Первый переход в обратную сторону был удачным. При ясной и безветренной погоде прошли 15 километров, разбили палатку, залезли в мешки. Толль, на которого напала бессонница, мог наблюдать, как меняется погода: сквозь палатку перестало просвечивать солнце, похолодало, в зашнурованную дверь начал задувать ветер. Потом он стал раскачивать палатку, которая вскоре промокла и обледенела. Сыро стало и внутри палатки.

Пургу пережидали три дня. Питались в основном бульонными таблетками и сахаром с клюквенным экстрактом. Примус зажигали не более как на полчаса в сутки, чтобы сварить гороховые концентраты и согреть чайник. Колчак производил вычисление маршрута, Толль делал записи в геологический дневник.