Последнее заклятие - Игорь Ревва

Сатир вскакивает на ноги. Он полон отчаянной решимости броситься на меня.

— Не надо!!! — кричит какая-то дриада. — Он потомок Зевса!!!

— Ага, — киваю я, глядя на остановившегося в замешательстве сатира. — Можешь считать, что я его внучатый племянник! — Я нахожу взглядом перепуганную дриаду, выкрикнувшую этот бред, и подмигиваю ей. Довольно похабно, надо сказать.

— Ну что, девочка? — усмехаюсь я. — Как теперь насчет того, чтобы провести со мной ночь? А?

Дриада испуганно пятится и скрывается в стволе дерева. Остальные бесшумно следуют ее примеру. Неужели мое предложение так их напугало?! Но пятятся и скрываются в лесной чаще даже те рожи, которые и при самом горячем желании не причислишь к женском полу. И даже сатир! Он тоже уходит в лес, не сводя испуганного взгляда с чего-то, что находится… за моей спиной!!!

Я круто оборачиваюсь, едва не взвыв от боли в плече, и замираю на месте.

На поляне стоят два единорога. Просто стоят и смотрят. И вся лесная нечисть под их взглядами торопливо расползается по своим норам. Оба единорога словно светятся волшебным светом. И между ними стоит Ларка.

Я, прихрамывая, подхожу к этой живописной группе и отвешиваю низкий поклон. На этот раз не в шутку, а совершенно искренне, от души.

— Спасибо вам, — говорю я, — Спасибо за помощь…

Один из единорогов поворачивает голову к Парке и долгим взглядом смотрит на ее грудь. Туда, где на черном шнурке болтается небольшой осколок кости.

Ларка в растерянности. Она понимает, чем вызван этот взгляд. А единорог осторожно берет губами талисман и начинает тянуть его к себе.

Я делаю шаг к Ларке, снимаю с ее шеи костяной талисман и протягиваю его единорогу. Тот бережно берет его и смотрит мне прямо в душу. И на глазах единорога я вижу наворачивающиеся слезы.

— Прости, — говорю я. — Но мы здесь ни при чем… Мне очень жаль, честное слово… Прости… — Я склоняю голову и вдруг чувствую мягкое прикосновение к своему плечу. Единорог осторожно трогает меня носом, и глаза его светятся чувством благодарности.

Не знаю, что они сделали с талисманом, но больше я его никогда не видел.

Мы шли с поляны к замку. Я рядом с Ларкой, а слева и справа от нас, словно бы охраняя, следовали два единорога. Говорить мне не хотелось, и потому я просто шел и слушал, что рассказывает Ларка.

— Я столкнулась с ними в лесу, — говорила она торопливым шепотом. — И я вспомнила, что все здешние обитатели боятся единорогов… Я пыталась им все объяснить, но они не поняли… Я так испугалась, когда увидела, что они смотрят на талисман… Хорошо, что они не рассердились на нас, правда?..

Я кивнул. Конечно, хорошо! Я бы на их месте шкуру спустил за такие проделки! Таскать на шее как украшение останки какого-нибудь моего родственника! А они — ничего! Не злопамятные ребята.

Единороги сопровождали нас до самого замка. И стояли во дворе крепости до тех пор, пока за нами не закрылись тяжелые деревянные двери.

Я поднялся в свою комнату, сбросил прямо на пол окровавленные шмотки и занялся осмотром своих ран. Их было всего две — на бедре и на левом плече. Хорошо все-таки я дерусь! Это же надо — сам себя так отделал!…

Рана на ноге кровоточила сильнее, но зато вторая рана оказалась гораздо болезненнее. Плечо было словно чужое. Руки я почти не чувствовал, она онемела, и при попытке ею пошевелить я вспоминал недобрым словом матушек сатира, дриад, колдунов и всех тех, кто вытащил меня из пещеры в это дурацкое путешествие! Интересно, как я завтра буду себя чувствовать? Мне бы отлежаться… деньков десять… или лучше двадцать. Так ведь не получится! С утра небось Гилэйн заявится, торопить начнет! Шило у него в заднице! Драконы ему, видишь ли, поперек горла встали! Тут, в лесу, под самым носом, такая дрянь живет, а он — драконы, драконы!… Сам он дракон!… Моржовый…

Скрипнула дверь, и в комнату заглянула Ларка.

— Как ты? — озабоченно спросила она.

— Не сдох еще, — сердито проворчал я. — Но дело к этому идет…

Ларка вошла в комнату и присела возле меня на кровати. В руках у нее был небольшой узелок, откуда она принялась доставать какие-то коробочки и пакетики.

— Что это? — подозрительно спросил я.

— Лекарство, — коротко ответила она.

Ларка принялась чем-то мазать и посыпать мои раны, и я с изумлением почувствовал, как боль начинает уходить. А после того как я по настоянию Ларки выпил какую-то зеленоватую мерзость, боль пропала совершенно. Я повалился на постель и закрыл глаза. Хорошо-то как! Когда не болит…

Ларка сидела рядом со мной, и я ощущал боком тепло ее бедра.

— Что это у тебя, Оке? — спросила она, прикасаясь пальцами к старому шраму.

— Это?! — Я поднял голову и посмотрел. — А!… Это в крепости Андиор. Незадолго до битвы при Андиоре. Там, в крепости, один инксиец так мечом орудовал, зараза… На лестнице стоял. Еле пробились.

— А это? — пальцы скользнули к двум небольшим отметинам на правом плече.

— Казино «Рассвет», — ответил я, снова закрывая глаза. — Пули. Автомат Калашникова. Калибр — семь, шестьдесят два…

Она не стала переспрашивать меня, хотя конечно же ничего не поняла из сказанного. Тонкие пальцы ее, слегка подрагивая, скользят по моей груди.

— Ты столько всего пережил, Оке, — шепчет Ларка, — И сегодня тоже. И все из-за меня.. Если бы не ты… Я не знаю, что бы со мной было… Я так испугалась за тебя… Если бы я смогла хоть чем-то тебя отблагодарить за это…

Ее пальцы исчезают с моей груди. Я слышу стук падающего серебряного пояса. Шуршит стягиваемая через голову туника и, мягко шелестя, падает на пол. Рядом осторожно возникает опасливо прижимающееся теплое тело. Рука нежно скользит по щеке…

— Слушай, Ларка, — медленно говорю я, не открывая глаз. — Если уж тебе так хочется потрахаться, ступай обратно на поляну. Я думаю, сатир еще там…

Тепло под боком вздрагивает и исчезает. Шорох торопливо собираемой одежды. Быстрый топот ног. Скрип двери. Громкий хлопок. Тишина. Я глубоко вздыхаю и поворачиваюсь на бок.

Ларка — отличная девчонка. Добрая, нежная, ласковая и красивая. Но не нужно ей привыкать ко мне. А уж мне к ней — и подавно не следует. Ничего хорошего из этого не получится. Ведь она когда-нибудь умрет. От старости. А я останусь. Один. Опять один…

Ненавижу хоронить свою любовь, подумал я, проваливаясь в сон…

Одно из самых неприятных ощущений, на мой взгляд, это когда не замечаешь, как промелькнула ночь. Кажется, вот только что лег спать, а уже утро. И ни фига не отдохнул, что самое обидное!

Я открываю глаза, потягиваюсь и вдруг вспоминаю о своем плече. Тут же сажусь на кровати, принимаюсь его ощупывать и разглядывать (чуть себе шею не свернул!…), но не нахожу даже следов раны. Шевелю рукой — ничего не болит! Молодец, Ларка! Настоящий доктор!