По следу незримых. Часть 2 - Константин Николаевич Муравьев

И молодой боец Великого Хана показал прямо вперед, где перед ними неожиданно в стене орков образовался достаточно широкий коридор.

— Покинув пределы нашего лагеря, вы вольны ехать куда угодно. Хан дает вам пять дней, чтобы покинуть пределы степей, — серьезно поглядел на наместника Тивоса сопровождающий их орк.

Сказав это, он слегка отъехал в сторону, как бы давая им возможность свободного проезда.

Последние слова сопровождающего заставили засветиться довольной улыбкой лицо наместника.

— Великий Хан справедлив и великодушен в своих решениях, — произнес он и направил своего таура в сторону образованного специально для них коридора.

— Справедлив и великодушен… — негромко повторил за ним воин.

Но Гезул, хоть и находился достаточно далеко, каким-то образом прекрасно расслышал его слова.

Между тем небольшой караван тауров, ведомых под уздцы их хозяевами, двинулся вперед.

— Притормози немного…

Парень резко обернулся в сторону заговорившего с ним.

«Откуда он тут?»

Гезус удивленно поглядел в лицо сопровождавшего их орка, который как-то незаметно для всех, неожиданно оказался в самом конце колонны, тогда как еще пару минут назад он видел его буквально в ее начале.

— О чем вы? — осторожно спросил он у орка.

Тот же лишь как-то прозаично пожал плечами, после чего повторил.

— Не спешите и да…

Тут молодой воин перевел свой взгляд на мать парнишки.

— …не нужно им видеть, что произойдет дальше… — и указал глазами сначала на детей, а потом и по направлению их движения.

Женщина хотела что-то или спросить, или уточнить у орка, но поглядев в его серьезные глаза, лишь слегка наклонила голову.

— Я поняла, — сказала мать Гезуса, после чего постаралась отвлечь сидящих рядом с нею детей и даже постаралась развернуть таура в сторону города.

Орк же лишь удовлетворенно посмотрел за ее действиями, после чего опять сосредоточился на молодом парне.

— Твой отец, — начал неожиданно рассказывать он, — хоть первоначально и поступил не так, как полагается вести себя настоящему мужчине, но в конечном итоге, он все же сделал правильный выбор… А потому…

После чего орк резко остановился, резко взяв Гезуса за плечо и разворачивая его в обратную сторону, как раз туда, где сейчас двигался остальной караван, от которого они отстали.

— Смотри и запоминай… — и жестко поглядев прямо в глаза непосредственно парню, сказал он.

Гезус осторожно проследил за взглядом сопровождавшего их орка.

— Эта та кара и вира, которые ваш совет во главе со своим наместником, выбрали сами и должны будут выплатить пострадавшим от их подобного выбора…

И в этот момент парень наконец смог рассмотреть происходящее.

С его глаз будто слетела невидимая до сего момента пелена.

Неожиданно караван, что сейчас возглавлял не сопровождающий их орк, а сам наместник Тивос замер на месте.

Гезус не был в этом уверен, но ему показалось, что на людей в караване кто-то наложил плетение паралича.

Ведь он видел странно искаженные выражения на лицах, которые застыли на них. И это было выражение людей, которые все свои силы тратили чтобы совершить хотя бы малейшее движение, но которые не могли даже банально моргнуть, шевельнуть рукой или пальцем.

— Это казнь… — спокойно прокомментировал происходящее стоящий рядом с парнем орк, — и совершат ее именно те, кто имеет на это полное право.

Будто услышав слова не слишком крупного воина, ряды орков расступились, пропуская к замершему каравану стройные худенькие фигурки.

— Это ламии… — тихо прошептал Гезус.

— Ламии… — серьезно поглядев в глаза парню, сказал орк, после чего добавил, — ламии, которых предал ваш совет… но которым сохранил жизни наш Глава.

Девушки, а Гезус сейчас прекрасно видел, что все они облачены в какие-то подогнанные под их стройные фигурки доспехи и вооружены изогнутыми оркскими ятаганами.

Причем кто-то из девушек держал оружие вполне умело, а кто-то, судя по тому, что парень мог рассмотреть, будто впервые взялся за него.

Но это их умение по работе с оружием мало что значило.

Вот ламии приблизились к замершим перед ним фигурам.

Несколько мгновений напряженной тишины и непонятного бездействия.

А потом первый неумелый удар, нанесенный одной из девушек. И этот удар, словно прорвал плотину.

Ятаганы стали рубить неподвижно замершие фигуры, словно те являлись какими-то деревянными и неживыми манекенами.

Но вот, кто-то подрубил, вернее, просто-напросто перерубил ногу одному из советников, и вниз завалилось первое из тел.

Не прошло и пары секунд, как на земле оказалась вторая фигура.

И вот они уже все валяются под ногами странно спокойных тауров, которые даже не обращают никакого внимания на распространившийся вокруг них запах крови и хаотичное мельтешение клинков.

Между тем девушки-ламии все с тем же остервенением поднимают и опускают свои мечи на тела людей, в буквальном смысле слова, отдавших прямой приказ вырезать у них на глазах их семьи, оставляя постепенно от них мелконарубренную кашу из костей и мяса.

— Их надо остановить… — тихо прошептал Гезус.

— Нет… — спокойно возразил ему стоящий рядом орк, — их боль и бессилие, которое они пережили, после предательства, требуют своего выхода и должны вылиться во что-то, что они запомнят навсегда. И эта казнь не худшее решение… Так они сумеют выплеснуть свою ярость и злость. Ну а к тому же…

Тут орк развернулся и, подняв руку, показал парню в сторону города.

— Эта казнь важна не только для них, но и тех, кто остался за стенами или на них…

Эти слова не слишком крупного степняка заинтересовали Гезуса и он так же посмотрел в сторону города, да так и замер на месте.

На стенах, что окружали Сервал сейчас находились чуть ли не все его жители.

— Для них так же важно понимать, как поступили те, кто бросил их, какой выбор они сделали, и что с ними случилось… Ну и еще, — тут этот непонятный орк, поглядел на парня, а потом и его мать с сестрами и братом, — почему мы оставили в живых не только вас, но и вашего отца…

Дальше они уже стояли молча, наблюдая за тем, как постепенно ламии выдыхались и останавливались, и лишь одна из них рубила тело какого-то своего врага, выплескивая с каждым ударом ярость и боль, пока просто на просто ее рука обессилено не повисла и меч не выпал на землю.

— Вот теперь все… —