Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный

Не то чтобы без балтийского янтаря Средиземноморью совсем уж не кушалось и не спалось – уж точно не предмет первой необходимости. Но жажда сильных мира сего обладать предметами роскоши никуда не девается, а этот прозрачный желтоватый камень и весьма редок вне Прибалтики, и реально красив, да еще и легко ассоциируется с солнцем. Есть солнечный металл – золото, и есть солнечный камень – янтарь, и оба ценны уже хотя бы в силу этого. А олово – это бронза, без которой античному миру не обойтись и в эпоху железа. Это доспехи как аристократов, так и тяжелой линейной пехоты, а кое-где, судя по новому мечу Васькина и Юлькиному кинжалу, это по-прежнему и оружие нападения. Это и наконечники таранов военных гребных кораблей, то бишь флот всех античных морских гегемонов. Это еще и элементы конструкций, за которыми затруднен сберегающий их от ржавления уход – бронза не так боится коррозии, как железо. Это и всевозможная нужная в хозяйстве мелочевка вроде швейных иголок, булавок, спиц, заколок и даже рыболовных крючков, которую сложно или вообще невозможно выковать из железной крицы. Это и относительно дешевая массовая бижутерия для широких народных масс, которым не по карману золотая и серебряная. Это и довольно дорогая, зато очень легкая и удобная по сравнению с керамической посуда. И наконец, это мелкая разменная монета, без которой не обойтись античной торговле. Но если меди в античном Средиземноморье более-менее хватает, то с оловом беда – все собственные месторождения выработаны еще в эпоху бронзы, так что античный мир эпохи железа крепко подсел на касситериты Британии. А оттого и стоит олово в Средиземноморье дороже и железа, и меди, тоже не таких уж и дешевых, кстати, уступая в цене лишь золоту и серебру, а этого гурмана не интересует ни оно, ни «солнечный камень». Подозрительно это как-то выглядит…

Сам же он о своем бизнесе тоже не распространялся, сказав лишь, что является приказчиком и доверенным лицом досточтимого Волния, богатого и уважаемого в Гадире торговца, владельца не только «Коня Мелькарта», но и нескольких других судов, а также всяких прочих достойных и прибыльных дел. Что заинтересовало финикийца всерьез, так это наши арбалеты. Купчина, как выяснилось, знал о греческом гастрафете, и для него не были секретом ни его сложность, ни его дороговизна. Наши же агрегаты поразили его простотой конструкции и тем, что сделаны «на коленке», чего мы и не отрицали. Глупо отрицать очевидное, и мы, предвидя интерес аборигенов к нашему не известному никому здесь оружию, заранее условились, что вообще-то у нас были нормальные, изготовленные профессиональными оружейниками, но мы лишились их при кораблекрушении и вместо них уже здесь, на берегу, вооружились самодельными. Тем более что уж данный-то факт – абсолютная правда, а чем больше в нашей легенде будет правды – тем правдоподобнее будет она вся. Так оно и вышло. Трудно сказать, поверил ли Акобал всему услышанному, но оружейным обстоятельствам при таком «вещдоке» поверил безоговорочно, и это здорово повысило нашу ценность в его глазах.

Поинтересовавшись нашими ближайшими планами и поняв, что посещение ближайшего центра местной цивилизации в них входит, финикиец тут же пригласил нас отправиться в Гадир на его судне. До города недалеко, можно и пешком дойти, но разве не лучше преодолеть этот путь на добром морском корабле? Самому же Акобалу, учитывая вконец обнаглевших лузитанских пиратов, четыре арбалетчика вовсе не кажутся лишним грузом. Да и вообще – тут моряк многозначительно усмехнулся, – здесь люди с нашими знаниями и способностями не на каждом шагу встречаются, и в городе нас, очень даже возможно, ожидает интересное предложение…

Какие на нас виды у финикийца, да еще и в финикийском же городе, мы могли только гадать. Дурную репутацию этих прожженных охотников за наживой у тех же греков и римлян, о которой нам напомнила Юлька, сбрасывать со счета не следовало. Понятно, что это мнение их врагов и конкурентов вполне может быть и предвзятым, и даже скорее всего, но ведь дыма без огня не бывает. Поэтому уши развешивать мы не будем, предложения всякие могут быть, в том числе и такие, которые, как выражался небезызвестный дон Корлеоне, оппонент «не сможет не принять». Но если и так, то с нами хрен он тут угадал – у нас козырной туз в рукаве припрятан в виде пистолета Васкеса, и еще неизвестно, кто кому чего будет предлагать в духе означенного крутого дона. В общем, получалось, что рискнуть стоило, на чем мы и сошлись во мнениях.

Обрадованный нашим согласием, Акобал предложил нам разделить с ним трапезу, что выглядело хорошим признаком – по обычаям большинства народов после совместной еды не полагается причинять друг другу вред. Впрочем, к предложенному им вину мы приложились лишь тогда, когда выпил и он сам, и его кормчий, да и после этого особо на выпивку не налегали. То, что обиды на это финикиец не включил и взглянул на нас даже с одобрением, тоже показалось мне хорошим признаком. А вот когда я, уже после еды, набил свою самодельную трубку сушеными ивовыми листьями и закурил, взгляд торговца стал каким-то настороженным. Причем, как мне показалось, относилось это не к факту курения в целом, а к самой трубке – именно за ней следил его немигающий взгляд. На мой аккуратный вопрос о причине интереса торговец ответил, что и среди его соплеменников есть любители подышать дымом, но их курильницы другие, а такой, как у меня, он никогда не встречал. Что интересно, при последних словах моряк отвел взгляд в сторону, и у меня сложилось впечатление, что тут он несколько лукавит. Не насчет курения финикийцев, хорошо знакомых с коноплей, а именно насчет моей «странной» трубки. Над этим, пожалуй, следовало поразмыслить как-нибудь на досуге, а пока я объяснил ему, что в моей стране многие курят такие трубки, как у меня. Вроде бы это его настороженность развеяло, но не без колебаний…

Ночевать мы расположились, конечно, в стороне от лагеря моряков и на этот раз не поленились караулить. Пистолет наш испанский мент держал заряженным, с досланным в ствол патроном, и на предохранитель его не ставил – благо самовзводный ударно-спусковой механизм на это рассчитан. Но мореманы хоть и кидали жадные взгляды на наших баб и наверняка обсуждали меж собой и их достоинства, и как они опробовали бы их, будь их воля, что для подобной публики вполне естественно, на деле вели себя прилично. Хоть и не вволю, но более-менее, сменяя друг друга, мы все-таки выспались, а наутро, позавтракав, погрузились на «Коня Мелькарта».

С ветром морякам не повезло – по терминологии капитана Врунгеля, дул крутой «вмордувинд», и практически вся команда гаулы села на весла. Но матросня гребла весело – по прикидкам Акобала до Гадира, то бишь Гадеса, даже таким ходом было примерно полдня пути. А мы, со своей колокольни, обратили внимание на то, что вопреки расхожему стереотипу никакими прикованными к веслам рабами тут и не пахнет. Да так оно, собственно, и должно быть, если исходить из здравого смысла. Пиратов в море, как мы уже видели, хватает, а они ведь, по античным-то временам, не только ограбят. Люди – тоже добыча, которую на любом невольничьем рынке можно сбагрить за наличные. И если в планы купца не входит стать добычей пиратов, то для него важно, чтобы и вся его команда – немногочисленная, кстати – была с ним в этом вопросе солидарна. Свободному матросу есть что терять при попадании в пиратский плен, а что теряет раб? Для него это шанс сменить хозяина и судьбу – может быть, на еще худшую, но может быть ведь, что и на лучшую – это уж как повезет. Ворочать веслом – работа не из легких, а главное – не сулящая никаких перспектив на улучшение, и какой смысл рабу дорожить ею? Еще ведь вовсе не факт, что у нового хозяина на новом месте жизнь окажется тяжелее… По дороге торговец, поручив управление судном кормчему, подсел к нам поболтать – типа светской беседой нас развлечь. И в ходе болтовни то и дело – как бы невзначай – заговаривал о своем хозяине.