Скорость - Дин Кунц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот холодной дверцы коснулась и шея. Крошка, в которую превратилось стекло, царапала кожу.
Теперь голову загибали вниз. Как быстро нож может перерезать подставленное под удар горло? Много ли еще нужно, чтобы переломился позвоночник?
Он отпустил рулевое колесо, сунул руку под спину в поисках дверной ручки.
Если бы он сумел открыть дверцу и толкнуть с достаточной силой, нападавший мог бы потерять равновесие, отпустить его волосы или хотя бы ослабить хватку.
Чтобы достать до ручки (скользкой в потных пальцах), ему пришлось завести руку назад и так вывернуть кисть, что не осталось сил для того, чтобы ручку повернуть.
Словно угадав намерения Билли, выродок навалился телом на дверцу.
Голова Билли уже находилась вне кабины, и внезапно над ним появилось лицо, аккурат над его лицом. Лицо-фантом, укрытое колпаком.
Билли моргнул, чтобы получше разглядеть нападавшего.
Никакого колпака, темная, натянутая на лицо лыжная вязаная шапочка с прорезями для глаз.
Даже при слабом звездном свете Билли увидел, как яростно сверкали в прорезях глаза выродка.
На нижнюю часть лица Билли, от носа и ниже, чем-то прыснули, мокрым, холодным, горьковатым и при этом со сладким, медицинским запахом.
От неожиданности он вдохнул, попытался задержать дыхание, но первого и единственного вдоха вполне хватило. Едкие пары жгли ноздри. Рот наполнился слюной.
Лицо в маске надвинулось на него, словно темная луна.
Действие анестезирующего средства сошло на нет, боль медленно, но верно привела Билли в чувство.
По вкусу во рту складывалось впечатление, что он выпил кленового сиропа, а потом запил его отбеливателем. Сладкое и горькое. Сама жизнь.
Какое-то время он не понимал, где находится. Его это и не волновало. Вырванному из моря оцепенения, ему хотелось незамедлительно нырнуть обратно.
Но постепенно безжалостная боль заставила его окончательно вернуться в реальность, не закрывать глаза на происходящее, проанализировать сложившуюся ситуацию, прикинуть, что к чему. Он лежал на спине на твердой поверхности — асфальте автомобильной стоянки у церкви.
До него долетали слабые запахи дегтя, масла, бензина, листьев дуба, раскинувшего над ним свою крону. Кислый запах собственного пота.
Облизав губы, он ощутил вкус крови.
Коснувшись рукой лица, обнаружил, что оно покрыто чем-то липким, скорее всего смесью пота и крови. В темноте Билли не видел, что осталось на руке после этого прикосновения.
Источник боли находился в верхней половине головы. Поначалу он предположил, что болит макушка, откуда волосы едва не вырвали с корнем.
Однако место, от которого по всей голове и телу расходились импульсы боли, находилось не на макушке, где его волосы так жестоко проверили на прочность, а ниже, на лбу.
Когда он поднял руку и осторожно проверил, где и что болит, его пальцы наткнулись на что-то твердое, металлическое, торчащее изо лба на дюйм ниже линии волос. И хотя прикосновение было очень осторожным, оно вызвало столь резкую боль, что Билли вскрикнул.
«Ты готов к своей первой ране?»
Он оставил обследование раны на потом, когда появится возможность ее увидеть.
Рана не могла быть смертельной. Выродок не собирался его убивать, хотел только причинить боль, может, запугать.
Уважение Билли к противнику, пусть и против воли, возросло до такой степени, что он уже видел в нем человека, не допускающего ошибок, во всяком случае, серьезных.
Билли сел. Боль прокатилась по всему лбу. Прокатилась второй раз, когда он поднялся на ноги.
Постоял, покачиваясь, оглядывая автомобильную стоянку. Его врага и след простыл.
Высоко в небе сияли звезды, белел конвекционный след самолета, летящего на запад. Возможно, военно-транспортного, направляющегося в зону боевых действий. Другую зону боевых действий, отличную от той, что находилась здесь, внизу.
Он открыл водительскую дверцу «Эксплорера».
Сиденье засыпала стеклянная крошка. Из коробки на консоли он достал бумажную салфетку и смахнул крошки на пол и на асфальт автомобильной стоянки.
Поискал записку, которую прилепили скотчем к рулевой колонке. Вероятно, убийца забрал ее с собой.
Ключ зажигания нашел под педалью тормоза. С пола у пассажирского сиденья поднял револьвер.
Ему оставили оружие для следующих этапов игры. Выродок его не боялся.
Жидкость, которой прыснули Билли в лицо (хлороформ или другой анестетик), продолжала оказывать положенное ей действие. Когда он наклонялся, у него кружилась голова.
Билли включил кондиционер, направил в лицо воздух, идущий из двух вентиляционных решеток.
Едва он избавился от головокружения, свет в кабине автоматически погас. Билли снова его включил.
Повернул зеркало заднего обзора так, чтобы посмотреть на свое лицо. Выглядел он как разрисованный дьявол: кожа красная, но зубы белые; краснота темная, белизна неестественно яркая.
Когда чуть повернул зеркало, увидел источник боли.
Не сразу поверил увиденному. Предпочел подумать, что головокружение, вызванное анестетиком, привело к галлюцинации.
Закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул. Постарался стереть из памяти увиденное в зеркале в надежде, что, открыв глаза, увидит совсем другое.
Ничего не изменилось. Ему в лоб, в дюйме от линии волос, вонзили в кожу три больших рыболовных крючка.
Острие и зубец каждого крючка торчали из кожи. Хвостовик — тоже. А изогнутая часть находилась во лбу.
По телу Билли пробежала дрожь, он отвернулся от зеркала.
Бывают дни сомнения, чаще это ночи, проводимые в одиночестве, когда даже у благочестивых возникает неуверенность в том, ждет ли их более великое царство, чем то, что есть на земле, и познают ли они милосердие… или они всего лишь животные, как и все остальные живые создания, и впереди нет ничего, кроме ветра и темноты.
Такой стала эта ночь для Билли. Он знавал и другие, подобные этой. Но всегда сомнение уходило. Он говорил себе, что уйдет и это, хотя на сей раз оно было слишком уж сильным и вроде бы никуда уходить не собиралось.
Выродок поначалу казался игроком, для которого убийство — спорт. Но рыболовные крючки во лбу не являлись одним из ходов в игре; и это не было игрой.
Для выродка эти убийства значили нечто большее, чем просто убийство, и нечто большее, чем партия в шахматы или покер. Убийство имело для него символическое значение, и убивал он с более серьезной целью, чем просто получить удовольствие, поразвлечься. Нет, цель у него была более загадочная, чем убийство само по себе, ради этой цели он стремился к совершенству.