Самозванка - Валерий Самохин

— Кстати, а что означает сова, нарисованная на вашем прелестном плечике? Ни мало не смутившись, девушка пояснила:

— Это полярная сова. У многих племен индейцев, в том числе и у сиу, она — богиня мудрости и предсказания. В общем…

— Ведьма, — закончил за нее Костилье.

— Она самая, — охотно согласилась девушка, протягивая ему колоду. Недоуменно пожав плечами — не может же кавалер подозревать в очаровательной мадемуазель мошенницу! — он все же снял часть колоды. Острый коготок, вставленный между карт, остался, естественно, незамеченным. Трефовый туз, как и было задумано, оказался сверху. Положив колоду на зеленое сукно, она объяснила правила игры:

— Все просто. Я задаю вопрос, кто-то из вас отвечает. Отвечает быстро, не задумываясь — его устами будет говорить сама судьба. Все ясно? Мужчины, обменявшись быстрыми взглядами, неуверенно качнули головами.

Златка вздохнула. Этому фокусу ее научил Денис, и непрошеная грусть волной поднялась в груди при одном воспоминании. Или… это не ее он учил? И кто такой Денис? Отмахнувшись от назойливых мыслей, она поднялась из-за столика и отошла на несколько шагов в сторону. Колода осталась сиротливо лежать на столе, привлекая внимание заинтригованных мужчин.

— Кто будет устами рока? — заутробным голосом вопросила она.

— Позвольте мне, — криво ухмыльнувшись, вызвался де Брюэ. Костилье зябко поежился.

Фокус был прост и эффектен. Непременным условием является умение заговорить и запутать разыгрываемого, который при этом остается в полной уверенности, что выбор сделан им добровольно.

— Итак, мой яхонтовый, слушаем внимательно, отвечаем быстро, — подражая вокзальной цыганке, пропела Златка. — В колоде два цвета: черный и красный. Выбираем один, другой откидываем.

— Черный, — быстро ответил де Брюэ.

— Хорошо, — затараторила девушка. — Красный отбрасываем, черный оставляем. Черный цвет состоит их двух мастей: треф и пик. Какой будет выбор.

— Пики, — после секундного замешательства последовал неуверенный ответ.

— Прекрасно. Пики отбрасываем, остаются трефы. Теперь, бриллиантовый мой, делаем следующий выбор: картинки или низшая масть?

— Картинки.

— Отлично! Значит, отбрасываем низшие карты, оставляем картинки. Дальше… у нас остались валет, дама, король и туз. Делим по парам — старшие и младшие. Что выбираем?

— Младших.

— Очень хорошо! Младших отбросили, оставили старших. Сейчас — самое трудное… На мгновенье переведя дух, девушка понизила голос:

— В колоде у нас остались туз и король. Так?

— Так, — в один голос ответили мужчины.

— Масть помните?

— Трефы, — заворожено прошептал Костилье.

— Ваш выбор?

— Туз! — выдохнул де Брюэ.

— Откройте верхнюю карту! — устало приказала Златка.

На зеленом сукне трефовым тузом замерцала призрачная звезда короны зарождающейся империи.

Бабочка взмахнула крылом. Весьма мерзкое создание, к слову сказать. Машет крыльями где-то у себя в Бразилии, а бурю пожинает крестьянин Рязанской губернии, со страхом наблюдая за шквалистым ветром, рвущим в клочья соломенную крышу глиняной мазанки. И капусту жрет беспрестанно. Бабочка, естественно, а не крестьянин. Ибо, только соберется расейский дехканин постных щец сварить, ан, нет — кочана-то словно и не бывало.

И в этом мире вредное создание внесло свою лепту. Доподлинно неизвестно, чьи действия послужили тому причиной, но факт остается фактом: бабочка истории, взмахнув крылом, сжала спираль, сблизив на мгновенье витки времени. Бунт, коих на Сечи случалось по десятку за год, неожиданно перерос в полновесное восстание.

Краковский епископ Каэтан Солтык выступил на сейме с пламенной речью, нашедшей поддержку среди противников Станислава Понятовского, ставленника российского престола. Суть речи была ясна и понятна последнему забулдыге: Польша для поляков, а каждый поляк — католик. Несогласных просим удалиться. Король получил плевок в лицо, и Россия немедленно ввела на Правобережье войска. Князь Репнин, полномочный посол в Варшаве, арестовал епископа и его особого рьяных сторонников.

Взбешенная шляхта, создав Барскую конфедерацию, начала войну со схизмой и пришедшими из-за Днепра полками генерала Михаила Кречетникова. Стычки российских войск с конфедератами население восприняло просто: «Ганна не дозволила, так Катерина позволяет». Вновь поползли слухи о Золотой Грамоте.

Преподобный игумен Мелхиседек Значко-Яворский, известный как стойкий борец с унией, собрал в монастыре гайдамацких вожаков и провел обряд освящения ножей. Продолжив это действо по примеру своего краковского собрата по церковному цеху пламенной проповедью, он предъявил казачьей вольнице золоченый свиток, с его слов полученный лично из рук императрицы. В прощальном напутствии прозвучал недвусмысленный наказ «резать с божьей помощью ляхов и жидов, хулителей нашей веры». Правобережье заполыхало, перекинув волну народного гнева на левобережную Сечь.

Запорожская Сечь раскололась надвое. Часть войсковой старшины во главе с кошевым атаманом безуспешно пыталась охолонить буйные головы, взывающие к походу. Хмельная, деятельная натура казаков жаждала крови и наживы. Майдан бурлил не умолкая, и в скором времени казачья лава, вздымая тучи брызг, переправилась на правый берег. Три конные сотни Незамаевского куреня в числе других присоединились к гайдамакам.

Справедливости ради стоит заметить, что не только бабочка послужила виной последовавшим событиям. В этой истории беспредельничала и иная живность.

В благоухающих садах Сераля, стекающих к Босфору, прогуливался падишах Османской империи Мустафа III. Прячась от палящих лучей стамбульского солнца в прохладе журчащих фонтанов, он с мрачным лицом внимал сладкоречивому послу коварного Версаля. Барон де Тотт излагал свою версию похищения красавицы-одалиски.

— О, великий султан! — лился приторный елей в монаршье ухо. — Прахоподобная русская императрица нанесла величайшее оскорбление нашим державам, похитив прекрасную наложницу, предназначенную для султанского ложа.

Посол, со зверским выражением лица, взглянул на великого везира Гамзы-пашу, ярого противника войны с Россией. Сложенный вчетверо лист бумаги обжигал промежность высшего османского сановника сквозь тонкую парчу парадных шаровар. Этот невзрачный листок, до последнего акчэ выявляющий неприглядную картину воровства из имперской казны, был доставлен везиру босоногим посыльным. Короткий допрос указал в сторону французского посольства.

Трудовое законодательство Блистательной Порты в таких случаях предусматривало лишь два варианта лишения должности: либо чашечка крепкого кофе, с растертым в мельчайшую пыль бриллиантом, либо шелковая удавка в руках умелого дворцового палача. Впрочем, наградой могло быть и место на мраморной колонне у дворцовых ворот, куда торжественно водружалось серебряное блюдо с отрубленной головой отставника. Менее знатные сановники обходились деревянными подставками, но это было слабым утешением для великого везира. Дипломатия Версаля как всегда была на высоте.