Инквизитор - Яна Тулиша

Время там текло иначе. Я не заметил, как минули годы. Мы с Блэр как будто не старели, становились только счастливее. Течение жизни я замечал, лишь глядя на Ирис. Она стала прекрасной молодой девушкой с золотистыми волосами и темными глазами. В этих глазах можно было утонуть. А лицо ее очень напоминало мне одного старого доброго призрака… Теперь все это казалось мне воспоминаниями из прошлой жизни, но я знал, что мать гордилась бы своей дочерью.

– Но вы ведь вернулись.

– Меня попросили.

Настоящий мир исчез для нас, но не так надолго, как нам хотелось бы. Вскоре пришли новые ведьмы и принесли горькие вести. Инквизиция преследует их, ведьмы и простые женщины горят ни за что, страдают и не могут нормально жить. Кара выслушивала каждую и принимала в свой маленький мир, давала им жизнь, о которой они просили. Ни одна из пришедших не вернулась обратно, туда, откуда пришла.

Но пришло наше время возвращаться. Честно признаюсь, мне не хотелось. Эта жизнь… Я привык к ней, я был там счастлив, я любил и был любим. Но мы понимали, что больше не можем оставаться в стороне. Слишком долго мы жили среди этого нереально-настоящего мира, в который превратилась наша жизнь. Мы должны были помочь. И мы были не единственными. Нас собрался небольшой отряд из женщин и мужчин.

Мы долго прощались с Карой и Ирис. Мудрая женщина долго говорила с нами и на прощание пожелала удачи.

– Идите, дети мои. Я благословляю вас. Ничто в том мире для вас уже не страшно. Помните свой дом.

Ирис долго обнимала нас и рассказывала, как будет хорошо, когда мы вернемся. Она провожала нас до самой вершины холма, с которого мы когда-то впервые увидели долину. Я старался запомнить каждую деталь, хотя и знал, что никогда не забуду девочку-загадку, которая смогла заставить меня полюбить. Она долго махала нам рукой, пока солнце не опустилось за горизонт и скрыло нас в темноте. Я просил тогда лишь об одном: чтобы она не заметила течения времени и простила нас, когда мы не вернемся.

– Как… Вы уже знали, что не вернетесь?

– А зачем, по-вашему, я уходил?

Мы покинули долину ведьм, оставляя позади историю-легенду, частью которой стали. Мы отправлялись навстречу прошлому, в котором жаждали найти конец.

– Подождите, но ведь это не все! – воскликнул Натан, широко открыв глаза. – Не может быть все!

– Остальное вы знаете, – ответил, улыбаясь, Адам. Воспоминания благоприятно действовали на него: успокаивали и придавали сил. – Вам все должен был рассказать Рафаэль.

– И неужели вы больше никогда не видели Ирис? Где она сейчас? Что с ней?

Натан был в растерянности. Он никогда не думал, что однажды сможет проникнуться чужой жизнью настолько, что сам захочет ее пережить.

– Не думаю, что она осталась в долине. – Адам уверенно посмотрел в глаза Натану. – Отряд уже наверняка вернулся, а она не сможет жить там, зная, что случилось с нами.

– Но ведь если она станет убивать инквизицию, то рано или поздно тоже окажется здесь… – шепотом пробормотал На-тан.

– Именно поэтому я не хочу, чтобы она выбирала мой путь.

Некоторое время они сидели в тишине. Натан не знал, что еще спросить. К сожалению, даже после подробного рассказа Адам не смог утолить его жажду знания. В воздухе повисло молчание, но оно было ярче и громче всех сказанных слов.

Внезапно в комнату ввалились стражники и, громко смеясь, приблизились к столу. Адам поднялся, он почти улыбался. В его серых глазах читалось удовлетворение. Рана, которая так тревожила его, наконец затянулась.

– Благодарю за эту беседу, Натан, – кивнул он летописцу. – Я рад, что кому-то теперь известна моя судьба.

Натан растерянно подскочил с кресла, забыв обо всех приличиях.

– Но как же? – пробормотал он. – Адам, это ведь еще не конец.

Адам обернулся к стражникам, нетерпеливо ожидающим его у двери, и пожал плечами, безмолвно отвечая на вопрос лето-писца.

– Думаю, вы уже знаете конец этой истории.

Натан вышел из-за стола и приблизился к заключенному. Стражники подозрительно покосились, но пока предпочли молчать. К счастью, их лиц по-прежнему не было видно, а глаз и подавно.

– Мне нужно написать что-то в книге, – прошептал Натан, понимая, какую опасную игру затеял. И тем не менее отступать было некуда. Он постарался вложить в свои слова как можно больше уверенности.

Глаза Адама сверкнули. Он понял, о чем говорит Натан. В очередной раз летописец поразился, как хитер и мудр этот человек. Нет, не может такого быть, чтобы никому никогда не удалось узнать о нем.

– Что вы хотите, чтобы я написал? – спросил он, с надеждой глядя ему в глаза.

Адам улыбнулся. Не зло и не хитро. Он улыбнулся по-доброму, как отец улыбается ребенку.

– Напишите правду, Натан.

Больше он ничего не сказал и сам подошел к стражникам, которые грубо вытолкали его за дверь. Раздался скрип, и Натан остался в полном одиночестве.

Он в изнеможении рухнул на табурет, где еще недавно сидел Адам, и несколько мгновений не двигался. Время словно потеряло счет.

Наконец ему пришлось заставить себя встать. Комната отчего-то показалась Натану пустой и одинокой. Пропал голос рассказчика, и сердце его больше никогда сюда не вернется.

Натан взял со стола платок и отер им вспотевший лоб. Сколько всего он узнал сегодня! И последние слова Адама… Они точно что-то значили.

«Напишите правду…»

Конечно, оба они знали, что ждет летописца за правду в книге. Но отчего-то Натану казалось, что Адам имел в виду другое. Что-то неподвластное времени, что-то вечное.

С улицы донеслись крики толпы. Натан подошел к окну и выглянул. Дети, женщины, оборванцы, старики стояли у ворот дворца и шумели, требуя немедленно выдать им человека, имя которого Адам Пэйн.

Натан знал, что обвиняемый не доживет до официальной казни. Что бы ни решил суд, народ растерзает его быстрее. И в какой-то степени он был рад. Летописцу не хотелось слышать крики сжигаемого Адама. Это было бы невыносимо после всего услышанного.

Ну, вот он и вернулся к важной теме. Старчески кряхтя и охая, он уселся в свое кресло и любовно расправил страницы книги.

Все, чему он посвятил свою жизнь. Все, чему посвятит свою смерть.

Натан легко провел указательным пальцем по краешку стола и взял в руки перо. Изящность была присуща любым его движениям, даже если этими самыми движениями он сколачивал себе гроб. Но мысли его были чисты и спокойны, как переливающееся море в свете луны. Где-то далеко-далеко…

Натан в последний раз посмотрел в сторону окна, затем обмакнул перо в чернила и начал писать.

1835 год