Синий лабиринт - Линкольн Чайлд

– Марго, – сказал д’Агоста, и они обменялись рукопожатием, которое перешло в объятие. – Как я рад вас видеть.

– И я тоже.

– Вы прекрасно выглядите. Спасибо, что нашли время сразу же приехать.

Они сели. Накануне д’Агоста вдруг ни с того ни с сего позвонил ей и попросил встретиться где-нибудь в музее. Марго предложила «Чако».

Д’Агоста огляделся:

– Это место здорово изменилось с того времени, как мы здесь познакомились. Кстати, сколько лет назад это было?

– Музейные убийства? – Марго задумалась. – Одиннадцать лет. Нет, двенадцать.

– Невероятно.

Официант принес им меню с изображением Кокопелли[17] на обложке. Д’Агоста заказал охлажденный чай, Марго тоже.

– Итак, чем вы занимались все это время?

– Я теперь работаю в некоммерческом медицинском фонде в Ист-Сайде. В Институте Пирсона.

– Вот как? И что вы там делаете?

– Я этнофармаколог. Оцениваю ботанические лечебные средства исконных народов, ищу, что можно использовать для разработки лекарств.

– Звучит захватывающе.

– Так и есть.

– По-прежнему преподаете?

– Нет, с этим я покончила. Сейчас я могу помочь тысячам, а работая преподавателем – одному классу.

Д’Агоста снова пробежался взглядом по меню.

– Уже нашли какое-нибудь чудодейственное средство?

– Самое серьезное, над чем я работала, – это вещество в коре дерева сейба, которое может помочь при эпилепсии и болезни Паркинсона. Майя используют эту кору при старческом слабоумии. Проблема в том, что на разработку нового лекарства уходит целая вечность.

Официант вернулся, и они сделали заказ. Д’Агоста посмотрел на Марго:

– По телефону вы сказали, что регулярно бываете в музее.

– Раза два-три в месяц, не реже.

– С какой целью?

– Печальная правда состоит в том, что естественная среда обитания интересующих меня растений катастрофически сокращается: леса вырубаются, площади выжигаются и распахиваются. Один Господь знает, сколько потенциальных средств излечения рака исчезло за последнее время. В музее лучшая в мире этноботаническая коллекция. Конечно, когда ее собирали, обо мне не думали – просто ученых интересовала туземная медицина и магические лечебные средства племен, обитающих в разных уголках мира. Но это точно согласуется с моими исследованиями. В коллекции музея есть растения, которых больше не существует в природе. – Она замолчала, напомнив себе, что не все разделяют ее страсть к этой работе.

Д’Агоста сцепил руки в замок.

– Вы регулярный посетитель музея, а это как раз то, что мне нужно.

– В каком смысле?

Он чуть подался к ней:

– Вы ведь слышали о том, что здесь недавно произошло убийство?

– Вы про Вика Марсалу? Я работала с ним, когда училась в магистратуре в антропологическом отделе. Была в числе немногих, с кем он ладил. – Марго покачала головой. – Не могу поверить, что кто-то его убил.

– Я возглавляю следствие. И мне нужна ваша помощь.

Марго не ответила.

– Похоже, Марсала незадолго до смерти работал с одним командированным и помог ему найти и обследовать один экспонат в антропологической коллекции – скелет мужчины-готтентота. Агент Пендергаст помогал мне в этом деле, и его чем-то заинтересовал этот скелет.

– Продолжайте, – сказала Марго.

Д’Агоста немного помедлил:

– Понимаете… гм… Пендергаст исчез. Уехал из города позавчера вечером и не сообщил, как его найти. Вы ведь его знаете. Кроме того, вчера мы обнаружили, что документы о полномочиях этого командированного ученого, который работал с Марсалой, поддельные.

– Поддельные?

– Да. Фальшивая аккредитация. Он назвался доктором Джонатаном Уолдроном, специалистом по физической антропологии из какого-то филадельфийского университета. Но настоящий Уолдрон ничего об этом не знает. Я сам с ним разговаривал. Он никогда не был в музее.

– А что, если он и есть убийца, который заявляет, что ему ничего об этом не известно?

– Я показал его фотографию сотрудникам отдела антропологии. Ничего похожего. На фут ниже и на двадцать лет старше.

– Странно.

– Да уж. Зачем выдавать себя за кого-то другого для того лишь, чтобы посмотреть на скелет?

– Вы думаете, что этот липовый ученый и убил Марсалу?

– Я пока ничего не думаю. Но это довольно серьезная ниточка, к тому же единственная. Поэтому… – Он помолчал. – Я подумал, не согласитесь ли вы взглянуть на этот скелет.

– Я? – удивилась Марго. – Зачем?

– Вы же антрополог.

– Да, но моя специальность – этнофармакология. После магистратуры я не занималась физической антропологией.

– Уверен, что вы на голову выше большинства здешних антропологов. И потом, я вам доверяю. Вы здесь, вы знаете музей, и вы не состоите в штате.

– У меня работы выше головы.

– Да вы только взгляните. Так, краем глаза. Мне важно знать ваше мнение.

– Я действительно не понимаю, какое отношение к убийству может иметь старый скелет готтентота.

– И я тоже. Но у меня пока нет других ниточек. Марго, сделайте это для меня. Вы знали Марсалу. Пожалуйста, помогите мне раскрыть это убийство.

Марго вздохнула:

– Ну, если вы так ставите вопрос, разве я смогу вам отказать?

– Спасибо. – Д’Агоста улыбнулся. – Да, и за ланч плачу я.

Облаченный в выцветшие джинсы, рубашку с заклепками и старые ковбойские сапоги, агент А. К. Л. Пендергаст озирал Солтон-Си с толстого ковра травки-костреца близ заповедника Сонни Боно[18]. Над темной водой парили коричневые пеликаны, описывая круги и издавая крики. Было пол-одиннадцатого утра, и температура стояла на комфортных сорока трех градусах[19].

Вопреки названию, Солтон-Си было никаким не морем, а обычным внутренним озером. Оно возникло случайно в начале ХХ века, когда проливные дожди разрушили плохо спланированную сеть ирригационных каналов и вода реки Колорадо хлынула в Солтонскую впадину, затопила город Солтон и в конечном счете образовала озеро площадью около четырехсот квадратных миль. Некоторое время почва здесь была плодородная, и на берегах выросло несколько гостиничных комплексов и городков, куда наведывались отпускники. Но потом вода отступила, стала соленой, городки были оставлены и заброшены, отпускники перестали приезжать, гостиницы разорились. И теперь этот район, с его голыми пустынными холмами и покрытыми коркой соли берегами, опоясанный разрушенными трейлерными парками и заброшенными гостиницами, выглядел как мир после ядерной катастрофы. Эта земля обезлюдела, истощилась, выгорела добела, превратилась в суровый ландшафт, гиблый для всего живого, кроме тысяч и тысяч птиц.