Милые женушки - Эбби Дрейк

– Ну да, – с улыбкой произнесла Эйми.

– Ну, дай-ка я посмотрю на тебя, девочка моя, – сказал Рэндалл. – Это тебе идет.

Можно подумать, что четырнадцатилетней девочке с волосами цвета воронова крыла и небесно-голубыми глазами, кожей оттенка средиземноморского песка и сложением нежным, словно сливки с камаргской фермы, может что-то не идти.

– Ты, должно быть, проголодалась, – продолжил Рэндалл. Он взял ее рюкзак и поставил его на полу в холле, а затем повел ее к столу. – Сегодня свиное филе. Твое любимое.

Эйми села и посмотрела на мать.

– Маман, – сказала она, – ты не поздороваешься со мной?

Наверное, с тех пор как Эйми появилась на пороге, не прошло и минуты, а казалось, что минула вечность, как в одной из этих классических замедленных сцен первоклассных черных детективов. Бриджет поднялась, потому что знала, что должна подняться.

– Ma petite cherie,[22]– произнесла она, приближаясь к дочери медленными, гулкими шагами, и поцеловала ее сначала в правую, а потом в левую щеку. – Прости меня, просто ты появилась так неожиданно, вот и все.

Petite cherie засмеялась, Рэндалл сказал, что принесет ей тарелку, а Бриджет вернулась на свое место.

Она положила свою салфетку назад на колени, хотя ей было и наплевать, клала ли она ее туда до этого, сделала большой глоток вина из бокала.

– А я и не знала, что у мистера Лабрекю есть дела в Нью-Йорке. – Она и сама удивилась тому, как спокойно, как непринужденно звучал ее голос.

– Это что-то связанное с лошадьми, – сказала Эйми.

– Ах, mais oui,[23]– ответила Бриджет. – И они привезли тебя сюда? Мистер Лабрекю и его жена?

– Нет. Он вызвал мне лимузин. Я сказала, что сама доеду.

– Жаль, что они не приехали с тобой, – огорчился Рэндалл, принося приборы. – Мы могли бы пригласить их остаться на обед.

Если бы Бриджет пила не из знаменитого «Уотерфорд Лисмора», то вполне могла бы сломать ножку бокала – так сильно она ее сжимала.

«Жранч».

За все восемнадцать лет, которые Лорен была замужем за Бобом, воскресенье всегда означало собрание клана Халлидей: семеро детей плюс (к этому моменту) несколько их супругов и шестеро, по последним подсчетам, внуков плюс еще один, который ожидался на днях, первенец Дори. Теперь больно вспоминать, что, когда Дори выходила замуж, Лорен спала с Винсентом, ну конечно, не в тот же самый момент и даже не в тот же самый день, но Лорен отчетливо помнила, что, когда она наблюдала, как Дори медленно идет по боковому приделу церкви, ее мысли были целиком поглощены раздумьями о любовнике.

Каково было бы выйти за Винсента замуж, заниматься сексом каждую ночь, каждый день, постоянно?

Эта мысль все еще вызывала волнительное возбуждение, даже сейчас, когда он был мертв. Она думала о том, как долго память о Винсенте сохранится в ее голове и внутри ее и окажется ли галдеж детей Боба достаточно громким, чтобы заглушить боль от этой утраты.

– Может быть, сказать Флоренс, чтобы она приготовила больше яиц бенедикт? – Этот вопрос задала Дори, которая засунула голову в зимний сад, где стояла Лорен, предаваясь дневным мечтаниям в темноте, вдалеке от выводка, который оставался в столовой в ожидании еды.

– Нет, – ответила Лорен. – Хватит на один день, тебе не кажется? – Конечно, она имела в виду, что хватит уже и визитов, и яиц бенедикт.

Дори села на белый плетеный стул и погладила свой очень круглый живот.

– Пожалуй, – согласилась она. – Здесь хотя бы тихо. – Из всех детей Боба Лорен ближе всех была Дори. Они обе носили четвертый размер, были голубоглазыми блондинками с разницей в возрасте всего в восемь лет. Как и Лорен, Дори всегда зачесывала волосы назад в скромный хвостик. Иногда их принимали за сестер.

– Никогда не привыкну в этой суматохе, – сказала Лорен. – Не потому, что я их не люблю… просто, ну, ты понимаешь.

Дори кивнула:

– Нас слишком много, вот в чем проблема.

Лорен отвергла эту истину. Как и воспоминания о Винсенте, некоторые мысли лучше оставить при себе.

– Ну, скажи мне, милая, как ты себя чувствуешь?

– Так, словно я уже слишком стара, чтобы рожать.

– Ерунда. – Хотя Лорен и не знала, каково это. – И потом, – сказала она, приложив все усилия, чтобы ее голос звучал задорно, – уже немножко поздновато, тебе не кажется?

Дори посмотрела на нее, замешкалась на секунду, а затем разразилась потоком гормональных слез.

– Я ненавижу свою жизнь! – всхлипывала она. – Я ненавижу все в ней, особенно Джеффри! – Джеффри – это ее муж.

– О! – сказала Лорен, подходя к своей падчерице, приседая перед ней и беря ее маленькие руки в свои. – О Боже!

– Да, «о Боже!», вот именно. Что мне делать, Лорен? Я не хочу этого ребенка… Я хочу развестись! – И именно в этот момент у Дори отошли воды, просочились через плетеную лозу и потекли на пол.

Лорен вскрикнула и пообещала Дори, что они обязательно поговорят о Джеффри и о том, что ей делать, но сейчас Дори нужно сосредоточиться на дыхании.

Она подумала, можно ли использовать медитативную технику Ламаза для того, чтобы избавить собственный разум от мыслей о Винсенте.

Дори завыла.

Лорен поднялась, стряхнула с себя свое уныние, перешагнула через лужицу и кинулась из зимнего сада, решив, что воскресные «жранчи» и правда стали слишком травмирующими и она должна сказать Бобу, что отныне будет спать в другой комнате.

Бриджет потеряла веру в Бога много лет назад, в тот день, когда похоронила своего маленького Алана. Но она думала, что ей стоит попробовать и снова обрести ее, ведь теперь у нее рак. Кроме того, ей не повредит, если она произнесет молитву или две, чтобы она могла увидеть Люка до того, как он вернется в Прованс.

Если бы она только знала, где он остановился.

Бриджет хотела спросить у Эйми вчера вечером, но Рэндалл монополизировал девочку, выспрашивая у нее о друзьях и занятиях, а потом показывая комнату, напичканную электроникой, которую он обновил с тех пор, как она уехала назад в школу после Рождества. Он поставил фильм – последний фильм с Беном Эффлеком, – и они просидели перед большим экраном до тех пор, пока Эйми не уснула, устав от долгого перелета.

Бриджет приняла снотворное и отправилась прямо в постель.

За завтраком Рэндалл объявил, что намеревается пойти на мессу в 12.15, самую многолюдную. Когда они втроем шли по длинному тротуару к огромной каменной церкви, солнце скрыло широкую улыбку Рэндалла и образовало сияние вокруг дорогой его сердцу Эйми.