Проигравшему достается жизнь - Наталья Андреева

Георгий Рубенович подошел к самому краю, нагнулся и вгляделся в темноту:

– Вроде, хорошо упал.

Подошла Валя, тоже нагнулась и присмотрелась. Сказала:

– Там всякого хлама… Не скоро найдут.

– Если вообще найдут. Ну, вроде все. Молодец. Садись в машину.

В темноте ему было не видно, как Валя порозовела. Все, что происходило, было ей неприятно до крайности, но в то же время она чувствовала, что происходит что-то особенное. Сейчас на краю оврага стояли не начальник и подчиненная, а два человека, которых сближала общая тайна, мужчина и женщина, и если уж он ей доверил ТАКОЕ, то прочее случится само собой. Об этом, впрочем, Валя изо всех сил старалась не думать, но сердце ее сладко замерло, когда, сев в машину, Георгий Рубенович сказал:

– На дачу едем вместе. Завтра нам надо встать пораньше и прибраться в клинике.

«Нам!» – отметила Валя и вновь порозовела.

– Тебя дома кто-нибудь ждет? – спохватился хирург.

– Я с родителями живу. Нет, не ждет. То есть… Я сейчас маме позвоню. – Валя поспешно достала из сумочки мобильный телефон. – Алло? Мама? Меня на работе задержали срочные дела. Ночная операция, – соврала она. – Я должна ассистировать. Как не бывает? Бывает! Вот, Георгий Рубенович рядом, мой начальник, хочешь, спроси у него! Когда приду? Завтра.

«С обеда отпущу», – вполголоса сказал хирург.

– Георгий Рубенович сказал, что с обеда отпустит. А потом даст отгул. – Валя посмотрела на хирурга, тот кивнул. – Мне заплатят сверхурочные… Мама, это работа! Я же не на гулянке! Все, пока. Да, можешь звонить. И в клинику. Но я буду в операционной. Откуда я знаю, когда закончится? О Господи! Ну, утром позвоню! Все, пока.

Она дала отбой.

– Поезжай, – сказал Георгий Рубенович и тоже достал мобильный телефон. Машина плавно тронулась. – Лида? Ты где? Ах, у подруги… Нет, все в порядке, я пока не собираюсь домой. То есть, я хотел сказать, что моей пациентке стало хуже. Ты знаешь какой, я тебе рассказывал. Да, сложный случай. Заночую в клинике, у меня в кабинете кушетка, ты знаешь. Куда? В клуб? Хорошо, поезжай. Постой… А с кем? С подругой? С какой подругой? Я не понял, где вы? Ах, клуб в двух шагах от дома… Хорошо. Постой… А как же сын? Тринадцать лет это еще не взрослый. Хорошо, я ему позвоню. Но ты же не до утра будешь в ночном клубе? Как-как? А на чем ты домой поедешь? На такси? Ты же сказала: в двух шагах от дома! Ах, от ее дома… Как, говоришь, зовут твою подругу? Хорошо, – сдался Георгий Рубенович, – делай, что хочешь. Да, я на телефоне. Если не отвечаю, значит, в операционной, – спохватился он и посмотрел на Валю. Та кивнула. Георгий Рубенович дал отбой.

– Мы оба в операционной, если что я тебя прикрою, а ты меня… А она тебе верит? – Валя сама не заметила, как перешла на ты.

– До сих пор верила, – усмехнулся хирург, пряча в карман мобильный телефон. – И я ей верил. Похоже, зря.

– Ну, в клуб поехала с подругой, что ж тут такого?

– Она теперь боится, что жизнь мимо прошла. Все время об этом говорит, – Георгий Рубенович опять достал сигареты. – Как за тридцать перевалило, словно подменили. Подруги какие-то появились, я за порог и она за порог. На пластику просится. А уж такая красавица, рука не поднимается резать! Блондинка! Что мне до ее морщин? По мне, так пусть будут. Спокойнее. – Он глубоко затянулся. – Жизнь мимо прошла… А у меня не мимо? Начнешь вспоминать – одни операции на ум приходят. Там получилось, а тут неудача, клиентка осталась недовольна. Даже свадьбу помню смутно, накануне оперировал, вымотался, медовый месяц тоже не удался – срочно вызвали в клинику. Мимо прошла… Слова-то какие. Она мимо других может пройти, твоя жизнь, а мимо тебя никак. – Он вновь глубоко затянулся. – Ну и денек выдался!

– Я этого никогда не забуду! – с чувством сказала Валя.

Разумеется, ночь они провели в одной постели. После всего того, что случилось, иного и быть не могло. Его руки пахли гарью, приехав на дачу глубокой ночью, они первым делом сожгли синий холщовый мешок, в котором везли тело Рины. Этот же запах прилип к Валиной одежде, даже бюстгальтер, казалось, пропах дымом, пока они стояли у печки, поочередно орудуя кочергой, и теперь огонь, запах костра ассоциировался у нее со счастьем. С удачей, которая свалилась на голову нежданно-негаданно. Простая медсестра, теряющаяся до слез в ресторане перед накрытыми столами с накрахмаленными скатертями и в дорогих магазинах, далеко не красавица, да еще и перестарок, в одежде непритязательная, вниманием мужчин до сих пор не избалованная, а на тебе! Подцепила талантливого и перспективного пластического хирурга, владельца клиники, пусть и женатого. Отныне она часть его жизни, Валя это чувствовала. Судя по тому, как, устав от волнений, измотанный, выпивший немало коньяка и выкуривший подряд две пачки сигарет, он прижался к ее пышной груди, по-детски чмокнув губами, все всерьез.

И, гладя его по голове, по волосам, тоже пахнущим гарью, она говорила, словно заклинание повторяла:

– Все будет хорошо… У нас все будет хорошо…

И счастливо улыбалась этому «у нас».

Через две недели снимали повязку. Она так устала от бездействия и ожидания, что бурной реакции не последовало. Смотрела на себя и зеркало, не узнавала, но думала об этом отстранено. Какая-то женщина, можно даже сказать, красивая. Но какая-то не такая. Что в ней не так, сразу не понять. Но что-то не то. Может, оттого, что лицо неподвижное, похожее на резиновую маску? Но ведь это пройдет? Она неуверенно посмотрела в зеркало.

– Ну, как ты? – Георгий Рубенович приобнял отечески, указал на ее отражение. – Довольна?

– А сами вы что думаете?

– По-моему, получилось!

«Я ж говорю!» – сообразила она. Во всяком случае, он понял. Смысл той манной каши, что вывалилась у нее изо рта, до Георгия Рубеновича дошел. Голоса своего она тоже не узнавала. Да и никто бы его сейчас не узнал.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил хирург.

– Нормально.

– Ты чем-то недовольна?

Она молчала.

– Но ведь прошло только две недели! Я тебя предупреждал, что период реабилитации займет какое-то время. Все даже лучше, чем я ожидал. Через пару месяцев ты будешь владеть своим лицом вполне и о проблемах с речью забудешь. Рина, девочка, это надо пережить…

Она вздрогнула.

– Что я сказал? Я сказал Рина? Марта, извини. Конечно, я хотел сказать Марта.

– Я так на нее похожа?

– А ты ожидала другого результата?

Она молчала.

– Ты вот что. Отдыхай. Это для тебя сейчас главное. Набраться сил.

– Когда вы меня выпишите? – зашевелила она губами. Георгий Рубенович опять понял. Похоже, между ними установилась невидимая связь, как у скульптора с его ожившим творением. Галатея смотрела на своего Пигмалиона так, что тот стушевался и поспешно отвел глаза.