Фламандский секрет - Федерико Андахази

Фатима наблюдала за спешными приготовлениями братьев с интересом и смущением: женщине и в голову не приходило, что ее появление в мастерской привело в движение потоки раскаленной лавы, которая давно кипела в сердцах двух художников, а теперь, по прошествии лет, выплеснула наружу всю накопившуюся мощь. Поправляя у зеркала прическу, Фатима краем глаза пыталась угадать причину охватившего братьев возбуждения. Дирк удостоверился, что холст полностью просох, убрал его с окна и приложил к подрамнику, который выбрал Грег. С ловкостью закройщика Дирк обрезал торчащие края, расправил полотно на деревянной поверхности и, набрав полный рот гвоздей, принялся стучать молотком по задней стенке подрамника. Когда холст достаточно натянулся, художник промазал края тонким слоем клея — так чтобы он просачивался сквозь полотняную основу. Затем выставил подрамник на солнце и приступил к изготовлению сложного состава с не очень приятным запахом. Поставил на огонь медный котелок, наполненный селедочными костями, и кипятил до тех пор, пока хрящи не размягчились и не превратились в водянистую субстанцию. Фатима по-прежнему приводила себя в порядок у зеркала, одновременно наблюдая в отражение за работой младшего ван Мандера, и с простодушным любопытством задавала вопросы о каждой новой операции, которую тот проделывал. Художник давал пояснения преувеличенно назидательным и важным тоном: рыбий клей следует применять для того, чтобы краска плотнее приставала к холсту. Потом он отобрал горсть можжевеловых ягод. Снял котелок с огня и поставил остывать. Взял один из синих плодов и надрезал его длинным острым ножом. Выковырял из сердцевины несколько семян и показал их Фатиме; Дирк пояснил, что эфирное масло из этих семян, добавленное в основной состав, придает холсту дополнительную гибкость, которая, в свою очередь, защищает холст от сырости и впоследствии предотвращает появление трещин. Затем молодой человек взял хрустальный флакон и вылил себе на руку несколько капель вязкой жидкости. Фатима протянула указательный палец и потрогала капли на раскрытой ладони Дирка. Она изучала эту субстанцию со смесью брезгливости и какой-то странной чувственности; ей стало интересно, какова она на вкус, и тогда женщина поднесла палец к губам. Дирк смотрел, как Фатима нежно ласкает палец языком. Потом, словно она так и не пришла к заключению о вкусе жидкости, женщина секунду поколебалась, взяла Дирка за руку и приблизила ладонь к своему лицу. Младший ван Мандер дрожал как лист. Капля вязкой жидкости странствовала по линиям на его правой ладони, как по руслам рек; неожиданно Фатима закрыла глаза и провела языком по маслянистому следу на руке художника. Совсем рядом с ними Грег с отсутствующим выражением на лице помешивал содержимое медного котелка. Дирк застыл, вытянув правую руку, она все еще была в кольце теплых ладоней женщины. Он взглянул на брата, словно опасаясь, что тот каким-то образом мог оказаться свидетелем этой безмолвной сцены. Тогда Фатима обернулась, оставив Дирка стоять с напряженной рукой и печатью изумления на лице; в тот же миг гостья произнесла:

— Слишком горькая. Не найдется какого-нибудь фрукта?

Душа Дирка озарилась весенним светом, ему показалось, что он снова видит свой город в пору его великолепия; в одну минуту все вокруг засияло новым блеском. Он посмотрел на Фатиму, выпрямившуюся, готовую позировать, и увидел, что она хороша, как никогда. Пугающая уверенность наполнила художника: он почувствовал, что без памяти влюблен.

В потаенных глубинах своей души Дирк уже знал, что эта радость, почти детская, несет в себе семя трагедии.

Еще до наступления вечера первый набросок был почти завершен. Руки Дирка сновали по поверхности холста, движения были быстрыми, но точными. Художник нарядился в странный тюрбан, который покрывал его голову и плечи. Он работал твердым наточенным углем и куньей кисточкой среднего размера. Углем Дирк прорисовывал очертания контура, легчайшими прикосновениями кисти намечал объемы отдельных деталей. Когда он использовал уголь, то кисть держал в зубах, а потом одним ловким движением фокусника перекидывал кисть в правую руку, а уголь в рот. Если нужно было получить размытое изображение, Дирк мягко проводил по линиям подушечкой большого пальца. Глаза его были устремлены на профиль Фатимы, художник почти не смотрел на свой холст. Время от времени молодой человек строчил какие-то неразборчивые пояснения в маленькой тетрадке, лежавшей у него на коленях, или рисовал пучок линий, в геометрии которых мог разобраться только он сам. Фатима недвижно сидела на табурете. Можно было сказать, что она всю жизнь только и занималась тем, что позировала. Ей удалось найти для себя удобное положение, рассеянный взгляд и непринужденное выражение лица и сохранять их долгое время. Португалка сидела, расправив плечи, так, чтобы прямая спина скрадывала маленькие размеры груди; руки ее были сложены на коленях, ноги плотно сдвинуты. Казалось, женщина умела угадывать моменты, когда художник занимался интерьером, и использовала это время, чтобы чуть-чуть шевельнуть головой и дать отдых позвоночнику. Дирку даже не приходилось объяснять ей, что делать. Иногда Фатима отвлекалась, наблюдая за работой Грега, — она следила за каждым движением старшего ван Мандера, словно желая проникнуть в самую суть его странных манипуляций. Португалка не уставала удивляться ловкости, с которой этот слепой обращался с предметами, а двигался старый мастер так, как будто на самом деле мог видеть. Грег был высоким мужчиной с волевым подбородком и решительным лбом. Будучи значительно выше своего младшего брата и несколькими годами старше, он обладал более надменной осанкой и манерой держаться. У Дирка, наоборот, спина была сутулая и лицо вечно удрученное, словно он тащит на себе груз столь же тяжкий, сколь и привычный. Руки Грега напрягались каждый раз, когда он поднимал увесистые поленья. Фатима отмечала его сильную мускулатуру и набухшие вены, которые так контрастировали с его длинными пальцами, такими же чувствительными, какими когда-то были его глаза.

От Дирка не укрылось внимание, с которым женщина наблюдала за его братом, и в какой-то момент он не мог удержаться от чувства, очень напоминавшего ревность. Но молодой художник немедленно отмахнулся от этой мимолетной мысли, словно от назойливой мухи. Совсем недавно Фатима убедительно дала ему понять, кто в действительности является объектом ее интереса. К тому же, говорил себе Дирк, его брат уже приближался к порогу старости и, мало того, был слепцом. С другой стороны, младший ван Мандер заметил, что после короткого и странного эпизода с можжевеловым маслом Фатима не сказала ему ни слова. Даже ни разу не взглянула. В ее поведении можно было усмотреть кокетство или — кто знает? — угрызения совести. В конце концов, решил про себя Дирк, она замужняя женщина. По правде говоря, на молодого художника обрушилась лавина предполагаемых объяснений. Может быть, телесный контакт у португальцев считается обычным делом и не таит в себе ничего иного, никаких скрытых намеков. А возможно, теперешнее равнодушие Фатимы — это часть хитроумной игры, тонкой стратегии обольщения? Единственной достоверностью, которую Дирку пришлось признать, был тот факт, что после приезда Фатимы он ни о чем другом не мог думать. Так художник и писал портрет этой женщины: изучал взглядом ее юный профиль и в то же время пытался проникнуть в тайники ее души и угадать, что за мысли прячутся в этих загадочных черных глазах. Спасаясь от потока захлестнувших его гипотез, Дирк остановился на такой: все происшедшее было не чем иным, как игрой его воображения, помутившегося от долгого мужского воздержания. Поэтому теперь молодой человек решил сам проявить инициативу. От принятого решения его прошибла такая дрожь, что переломился зажатый в зубах уголь; сердце в груди Дирка било копытами, как вставшая на дыбы лошадь. Под предлогом поиска нового угля художник направился в другой конец мастерской. Фатима использовала передышку, чтобы пошевелить головой. Проходя за ее спиной, Дирк приостановился и мягко положил ладонь на шею женщины. Он тут же ужаснулся своей дерзости. Но, заметив, что Фатима хранит молчание, как сообщница, Дирк скользнул рукой к ее плечу. Женщина не противилась. Дирк обнаружил, что эти тайные ласки доставляют ему болезненное наслаждение, находящееся по ту сторону сладострастия; больше того, он открыл, что на самом деле его особенно возбуждает отсутствующее присутствие Грега. Казалось, перед невидящими глазами старшего брата, в его упорядоченной и просчитанной вселенной происходит безмолвная катастрофа, которую вызвал к жизни младший брат. Но, размышляя обо всем этом, Дирк также заметил, что пассивность Фатимы, позволявшей ласкать свою шею, не несла в себе никакой чувственности, даже нежности. Еще точнее, ее безучастие больше походило на отказ, нежели на согласие. Ощутив эту необъяснимую апатию, Дирк продолжил свой путь к маленькой кладовке, где в строгом порядке хранились связки карандашей, углей, сангин и перьев. Он искал среди десятков углей такой, что соответствовал бы по твердости только что сломанному; молодой художник начал терять терпение, он нервно рылся среди бесчисленных инструментов, разбрасывая их как попало. Дирк с шумом открывал и захлопывал ящики, и чем больше искал, тем меньше мог обнаружить. Привлеченный этой суматохой, Грег обернулся в сторону кладовки и безразличным тоном, который на самом деле означал недовольство, спросил у брата, что именно тот ищет. Дирк, размахивая переломанным углем, отвечал не без злости. Его сильно раздражала привычка брата во все вмешиваться. С другой стороны, он знал, что Грег ведет тщательный учет всему, что есть в мастерской, чего сам он, разумеется, никогда не делал.