Искалеченная - Хади

При рождении маленькая Аби была такая светлая, что дядюшки в Париже забеспокоились. Один из них даже спросил моего мужа, был ли он уверен в своем отцовстве! Муж абсолютно не сомневался: его бабушка была светлокожей, и у моей материи были мавританские корни.

В семье никто не удивился; это обычно, когда ребенок со светлой кожей, вырастая, темнеет. Но светлая кожа моей дочки спровоцирует забавное недоразумение, из которого я вынесу урок. В Тъесе только что закончили строительство нового стадиона, и тысячи людей пришли на его открытие. Я устраиваю ребенка на спине, как настоящая африканка, и прохожу в толпе зрителей с подругами и кузинами. Вдруг одна дама окликает меня:

– Бедняжка, ты плохо обращаешься с ребенком твоего хозяина!

Женщина приняла меня за прислугу белых, которые меня наняли нянькой для их малыша. Кузина ответила ей:

– Она не нянька. Это ее дочка, ее ребенок. И дама начала смеяться:

– Извини меня, девочка, ты слишком молода и плохо несешь ее, надо лучше привязывать.

Чтобы носить ребенка на спине, надо использовать две полоски ткани, завязывающиеся на талии и под мышками. Малыш находится внутри, как в кармане, а ножки сильно раздвинуты. Врачи во Франции очень ценят такой способ ношения ребенка и считают его лучшим для развития бедер малыша. Часто педиатр просил меня и моих соотечественниц-эмигранток не забывать этот наш обычай, поскольку многие, приезжая во Францию, предпочитают «кенгуру».

Вернувшись домой, кузина вызвала всеобщий смех, рассказав о том, как меня приняли за няньку. Вот что удивительно у нас: мы, может, и бедны, но любим жизнь. Любая мелочь вызывает у нас желание смеяться и немедленно устроить праздник. Условия жизни в Африке таковы, что лучше не забывать о них. Но сенегальцы часто используют черный юмор, шутя по малейшему поводу. Доход на душу на населения здесь один из самых низких в мире. Даже если Дакар внешне выглядит как современная столица, ключ к выживанию у нас – умение выкручиваться: быть готовым к любой работе, чтобы избежать безработицы; без устали переделывать все, что еще может послужить; мастерить игрушки из пивных банок и бутылочек с содовой; собирать пластиковые упаковки и плести из них ремешки для изготовления сумок и даже чемоданов. И потом над всем этим смеяться.

Я знаю, что обязательно должна вернуться во Францию, но сейчас, на семейном празднике, совершенно не думаю об этом. Музыка, домашние шутки, традиционные блюда – я наслаждалась всем. Я – гурман. Особенно люблю наше национальное блюдо – кашу на основе традиционного кускуса, заправленную соусом из листьев фасоли и арахисовой пудры. На языке сонинке это – дере. Но лучшее время – время завтрака. Мама режет хлеб и раздает каждому с небольшим кусочком масла, если оно есть. Я сажусь на маленькой скамеечке во дворе с чашечкой кинкелибы, это местный чай. В тот утренний час солнце очень приятное, не слишком жарко, дети подходят еще сонные, и одна из бабушек говорит:

– Иди вымой лицо и прополощи рот, прежде чем поздороваться.

У нас не разговаривают с людьми, не совершив необходимый утренний туалет.

Я все это слышу вновь, вот оно – настоящее счастье. В этом дворе я свободна, вдали от моей парижской окраины, от узкой комнаты, где невозможно даже повернуться. Здесь я могу ходить, не боясь на что-нибудь наткнуться. Мои девочки бегают за курами и велосипедами, пытаясь их догнать. Они любимы, окружены вниманием и почти забыли меня. Они научились «вычислять» бабушек и тетушек, приберегающих для них что-нибудь вкусненькое.

Дети поняли, что два дома – дедушкин и моей матери – связаны между собой и что можно и там и тут отыскивать съестное и везде быть обласканными. Мои племянники и племянницы гордятся маленькими кузинами и гуляют с ними по кварталу. В нашем доме всегда много гостей – подруга, тетушка или соседка, которая приходит с маленькой миской еды, чтобы поприветствовать вернувшихся на родину. Это простой способ показать им, что они являлись частью сообщества, прежде чем уехать далеко, и что никто их не забыл. Даже если мы считаемся богатыми, живя во Франции, мы не должны забывать, как жили здесь. Там есть социальная защита, пособие, работа, а значит, еда и медицинское обслуживание. Здесь же есть семья, солидарность и любовь.

Я пошла с детьми в деревню родителей около города Баккеля. Стояла жара, но мы должны были туда пойти, чтобы поприветствовать старших братьев отца и выразить соболезнование по поводу смерти одного из них. Это долгое путешествие – через деревни неулов и сонинке в долине реки Сенегал до границы с Мали и Мавританией. Железная дорога, соединяющая Дакар с Бамако, заканчивается в Ки-гире, там последняя остановка перед Мали. Оттуда нужно продолжать некомфортную дорогу на машине, а потом сесть на пирогу, чтобы добраться до родовой деревни всей моей семьи со стороны и матери, и отца. Нас встретил по традиции народный поэт, и мы остались на неделю. Я увиделась с двумя сестрами, с которыми воспитывалась у бабушки Фулей. Мы стали взрослыми. Было волнительно узнавать Друг в друге женщин и матерей семейства. Деревенские жители все еще более гостеприимные и приветливые, чем городские. В деревне делятся всем. Мы с мамой увозили из деревни просо, рис, молодую картошку, кукурузу, кускус и арахис. Нам дали поручение раздать эти презенты в Тьесе во всем квартале. Каждому – своя доля.

Это африканская солидарность.

До самого отъезда я не думала о возвращении во Францию. Поэтому в аэропорту я очутилась с тяжелым сердцем и в слезах.

Я села на самолет с детьми и вернулась в свое жилище, показавшееся мне еще более тесным по сравнению с тем, что я покинула до поездки в Сенегал.

Больше нет двора с восходящим солнцем, маленькой скамейки под манговым деревом. Мне снова нужно привыкать не только к европейской, но и к семейной жизни – совместной жизни с отцом моих детей, общей постели, где я всегда в опасности.

Я начинаю говорить, что больше не хочу иметь детей. А значит, и сексуальных отношений. Такой отказ тяжело воспринимается любым мужем. Я скоро в этом смогу убедиться сама. В то время нам удалось скопить немного денег; поскольку квартплата была умеренной, мы могли отправлять помощь в Африку, установить телефон и, главное, реализовать мечту моего отца, подарив ему путешествие в Мекку. Муж не возражал, чтобы отец пожил немного с нами и отсюда отправился бы в святой город.

Напротив нас была другая маленькая однокомнатная квартира с душем. Мы присмотрели ее после рождения третьего ребенка. Муж просил у своего шефа, хозяина жилья, нам ее предоставить, но мы не получили положительного ответа.

– Иди сама к нему, тебя он, может, послушает. И на самом деле он меня послушал. Когда я вошла в его офис, он выпучил глаза:

– Это невозможно! Вы – жена Муссы?! Сколько же вам лет? И у вас уже трое детей? Вы такая молодая! Он намного старше вас!

Я улыбнулась, ничего не ответив. Но он согласился сдать нам квартиру. Тогда, в тысяча девятьсот семьдесят девятом году, плата за две квартиры составляла триста пятьдесят франков в месяц. Таким образом, я могла поселить своего отца, пока он был с нами, в квартиру с душем, а с ним и двух старших девочек. Мы остались с младшей. Позже я собиралась сама устроиться там с детьми, чтобы быть подальше от супружеского ложа.