Мой сводный враг - Эмилия Грант

А вот мурашки, покрывшие руки, видно хорошо. Хочется пройтись по ним пальцами, выше и выше, к самой шее. Потом добраться до волос, собрать их в тугой хвост и чуть оттянуть назад. Так, чтобы с легкостью добраться до ключицы языком. Спуститься ниже, помочь ей выпустить грудь наружу…

— Я сделаю вид, что про поспешить я ничего не слышала, — все же отвечает она. — А плана, как я понимаю, у тебя нет.

План был. Но исключительно в разработке. Что же, Ягодка, давай поиграем, я совсем не против.

Олеся

Я ненавидела себя за то, что хотела сделать. Заключить сделку с избалованным Дьяволом, который не кичится нарушением правил. Посе того, что я сказала, он не мог, да и не пытался скрыть интерес во взгляде, будто видел впервые. По всей видимости, никак не ожидал, что я составлю ему компанию на его пути.

Вот только взгляд был таким горячим, что я почти не замечала порывистого ветра, что почти не обращала внимания на то, что вышла на улицу без верхней одежды.

— Если у тебя есть предложение, сестренка, я всегда их выслушаю, — произнес он. — Можем даже устроить тендер.

— Я уже начинаю сомневаться в выборе делового партнера, — выплевываю я. Сколько бы я не пыталась держать себя в руках, выходило откровенно хреново. Этот парень пробуждал все худшее, что сидело во мне. Одним взглядом способен растоптать все самообладание, которое я копила за время моей работы, за время учебы. Я слишком легко велась на его провокации, хотя понимала, что серьезности в его высказываниях ноль. Он будто наслаждался тем, что меня дразнит, а я следовала сценарию в его голове. Это злило даже сильнее всего остального.

— Ягодка, ты веришь в дурные знаки?

— В дурные знаки? — я удивляюсь вопросу. — Это когда черная кошка дорогу перебегает или баба с пустыми ведрами появляется?

— Это все ерунда, — отмахнулся Артем. — А вот если платье не того размера сошьют, тамада откажется от работы на нужный час или ресторан сгорит… Вот это уже дурные знаки.

— Ресторан сгорит? Не думаю, что нам стоит действовать так радикально, — испуганно выдыхаю а я. Наконец, понимаю, к чему он клонит.

Что же, моя мама склонна обращать внимание на подобные знаки — тут Артем не прогадал. Но все же должны быть какие-то рамки. Хотя бы внутри закона.

— Это я к примеру, — он усмехается. Уже даже как-то фирменно: чуть криво и с легким снисхождением. — Но это слишком слабо. Нужно взять еще чуточку выше.

— Чуточку выше?

— Частный детектив, который нароет всю инфу на наших предков.

— И что мы с ней будем делать? Показывать друг другу? -- его фраза отдает дешевым русским сериалом. Ну или сюжетом книги в мягкой обложке.

— Мы будем знать, от чего отталкиваться. Возможно, какие-то кадры из прошлого придется использовать как анонимные послания. Может, пригласить каких-нибудь бывших мужчин твоей матушки на приемы… Любовниц отца…

— У моей мамы нет бывших, — с уверенностью произношу я. — После смерти моего отца и до встречи с твоим у нее не было личной жизни.

— Не верю, — твердо отвечает он с очередной снисходительной улыбкой. — Но согласись, об этом нам стоит знать наверняка. Кто обладает информацией, обладает миром.

— Прежде чем обладать информацией, нужно обладать деньгами. Если ты забыл, я официантка первокурсница. Сильно ли нам нужна вся эта информация?

— Если ты не забыла, я сын богатых родителей, — произносит он, но как-то безрадостно.

— Знаешь, тратить деньги твоего отца на расстройство его же свадьбы. Ну… это свинство, нет?

— Не переживай, на восемнадцатилетие мне подарили акции. В тот момент я перестал получать карманные деньги и начал получать дивиденды. А на двадцатилетие мать подарила мне квартиру, втайне от отца, которую я довольно успешно сдаю.

— Это не перестало звучать как свинство.

— И что ты мне предлагаешь? Экономить на завтраках?

— Подумать, как мы можем обойтись без детектива. Исключительно своими силами.

— Знаешь, как Сталин говорил? Не согласен — критикуй, критикуешь — предлагай, предлагаешь — делай, делаешь — отвечай. Готова отвечать?

И как велик соблазн ответить: “Нет, я пошутила, я не хочу в этом участвовать”. Но вспомнив сегодняшнюю ситуацию, язык не поворачивается. Я не могу позволить, чтобы мою маму — самую лучшую женщину на свете! Женщину, которая меня вырастила, — обманывали. Я искренне желала ей счастье, была готова смириться с любым ее решением, даже если оно казалось мне неудачным, но главное, чтобы она была довольна. Вот только уверенности в том, что ее довольство Сергеем будет продолжаться всю жизнь нет. Совсем нет.

— Долевое участие, — пытаюсь отшутиться, отвожу взгляд и зябко ежусь, накрывая плечи руками.

Артем не отводит от меня взгляда, затем вздыхает и снимает с себя кожанку, накидывает мне на плечи. Смотрю на него удивленно, совсем не ожидала такого джентльменского поступка от этого парня.

— Не могу же я допустить, чтобы мой деловой партнер заболел, — отшучивается он. — Ладно, пока что, пусть будет по-твоему. Когда приступаем?

Его слова не прибавляют энтузиазма. Меня не покидает чувство, что я поступаю неправильно, тороплюсь, делаю что-то ужасное. И потому охота зажмуриться – и спрыгнуть в пропасть этой безумной авантюры как можно скорее, чтобы не осталось времени на лишние раздумья.

Сжав челюсти, я вцепляюсь в лацканы куртки, стараясь не втягивать дурманящий аромат парфюма и сохранять хладнокровие. Быть заодно с этим самовлюбленным наглецом – худшее, что я могла себе представить еще вчера. И все же ради мамы я бы пошла на что угодно.

Она была для меня всем. И только слепой не видел, как она выворачивалась наизнанку, чтобы дать мне все. И ни разу не попрекнула этим. Наоборот: находила в себе силы улыбаться каждое утро, несмотря ни на что, когда поднимала меня в школу. Смерть отца могла бы сломить ее. И в нашем дворе была масса тому примеров: у кого-то муж спился, у кого-то помер, у кого-то сел, свалил на заработки на север с концами или просто свалил к ближайшей молоденькой юбке. Многие опускались, сами прикладывались к бутылке, махнув рукой на детей. Моя мама оказалась сильнее, и слов нет, чтобы передать, как я ей гордилась и горжусь до сих пор. Вот только что-то мне подсказывает: второй раз она потери мужа не перенесет. Тут уж я не знаю, что хуже: смерть или предательство. А потому действовать надо сейчас, пока все не зашло слишком далеко. Знаю, я могла бы пойти к Сергею и потребовать объяснений, но уж если он лжет женщине, которой признался в любви, то мне точно не стоит рассчитывать на правду. Скорее всего, он просто отбрешется, выдумает что-нибудь более или  менее правдоподобное. И если я поверю ему, растеряю решимость, то потом будет только хуже. Лучше сейчас отнять палец, чем потом – руку.

 – Приступаем хоть завтра. Значит, от детектива отказываемся, – упрямо кивнула я. – Тогда какой план?