Сказки старого Сюня - Борис Львович Рифтин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жители города прослышали об удивительном состязании, и задолго до полудня на площади перед винной лавкой собралась толпа. Все три сюцая в новых шёлковых халатах явились точно, в назначенный час.
Ма Дань-би отсчитал сто шагов от двери винной лавки и пальцем провёл по земле черту.
Первым на неё ступил младший сюцай. Прищурив глаза, он вгляделся вдаль и громко сказал:
— Я ясно вижу, что на вывеске написаны четыре иероглифа: «Что просишь, то получишь».
В толпе послышались смешки.
Второй сюцай, став рядом, тоже взглянул вперёд и объявил:
— Я вижу не только надпись: «Что просишь, то получишь», но и позолоту на всех четырёх иероглифах.
Смех в толпе стал громче.
Третий сюцай отошёл на двадцать шагов дальше черты и небрежно сказал:
— Я вижу всё, что увидели мои учёные собратья и вдобавок ешё кое-что. Все четыре золочёных иероглифа обведены тонкой красной каймой!
Тут в толпе грянул оглушительный хохот. Сюцаи растерянно посмотрели на Ма Дань-би. А Ма Дань-би сказал, низко кланяясь:
— Почтеннейшие, сегодняшнее состязание ничего не решило: вы все трое оказались так зорки, что увидели даже то, чего никто не видит. Я раздумал покупать винную лавку, — поэтому на ней нет никакой вывески.
С этими словами Ма Дань-би, забренчав шестью серебряными монетами, повернулся к сюцаям спиной и ушёл прочь из города.
А что Ма Дань-би сделал с шестью серебряными монетами, вы узнаете, если прочтёте следующую историю.
Тёплый кан
В старой пословице говорится: у жадного человека рот сладкий, а сердце горькое. Такой рот и такое сердце были у хозяина постоялого двора, того самого двора, что в тридцати ли от главного города провинции Чжэцзян. Дорога была проезжая, место людноe. Ночевало здесь много разного народа — и крестьяне, и монахи, и богатые купцы.
Хитрый хозяин, чтобы побольше нажиться, завёл у себя такой порядок: кто брал на ужин белую лапшу, тот спал на тёплом кане, а кто спрашивал кашу из чумизы — это, как вы сами понимаете, были бедняки, — должен был спать на холодном земляном полу.
В тот вечер, о котором идёт речь, подул северный ветер и принёс с собой снег. Хозяин рассудил, что в такую погоду путникам не захочется ночевать в дороге. Значит, надо ждать гостей. И он поставил на огонь два котла. В одном варилась каша из чумизы, в другом булькала вода, приготовленная для белой лапши.
Скоро на дворе послышался топот копыт, потом отворилась дверь и в комнату вошло четверо. Намётанный глаз хозяина сразу увидел, что это были погонщики мулов.
Не успели они отряхнуть снег, как вошёл еще один путник.
Оглядевшись, он сказал:
— Вот и я! Знаете ли вы, зачем бывает плохая погода? Да только затем, чтобы хорошие люди могли провести вечер у очага за приятной беседой.
Хозяин призадумался — новый гость был одет, словно простой крестьянин, а лицо весёлое, будто в мешочке за поясом у него всегда бренчат деньги.
На всякий случай хозяин, сладко улыбаясь, заговорил:
— Располагайтесь, как дома, дорогие гости! Здесь вас ждёт тёплый ночлег и сытный ужин. За недорогую плату каждый из вас получит миску прекрасной белой лапши и местечко на кане.
— Что ты, хозяин, — ответил старик погонщик, — откуда у бедняков деньги на лапшу! Дай нам каши из чумизы, от неё сыт будешь не меньше, а стоит она недорого.
С лица хозяина исчезла приветливая улыбка.
— Ну так вот, — сказал он, — ешьте чумизу, а спать ляжете на полу. Придётся вам немножко помёрзнуть, но таков у меня порядок.
— Да ведь кан у тебя никем не занят! — воскликнул пятый постоялец.
— Всё равно, — ответил хозяин, — порядок есть порядок. Кто ест белую лапшу, тот спит на тёплом кане, а кто заказывает чумизу, ночует на полу.
— Ну тогда дай мне миску чумизы, — сказал постоялец, — да свари побольше лапши.
— Сколько изволите заказать, почтенный гость? — засуетился хозяин.
— А сколько можно получить за шесть серебряных монет?
— Двенадцать мисок!
— Вот столько и свари, — сказал постоялец.
— Чтобы съесть двенадцать мисок прекрасной белой лапши, надо заплатить за двенадцать мисок.
Постоялец вытащил шесть серебряных монет и швырнул хозяину.
Скоро перед каждым из гостей стояло по миске чумизы, а перед пятым, кроме того, ещё и двенадцать мисок лапши.
Когда с чумизой было покончено, пятый постоялец подмигнул погонщикам, пошептался с ними и вышел во двор. Вернулся он не один. За ним, топая копытами, шёл мул. Постоялец подвёл мула к лапше, и тот, помахивая хвостом, дочиста вылизал все двенадцать мисок.
Погонщики громко хохотали, а хозяин стоял посреди комнаты и от удивления не мог выговорить ни слова. Опомнился он только тогда, когда постоялец потянул мула к тёплому кану.
— Куда ты, бездельник, тащишь скотину?! — завопил хозяин неистовым голосом.
— Мул ел белую лапшу, — значит, ему и полагается спать на кане, — спокойно ответил постоялец.
— Да после этого никто и ночевать ко мне не заглянет! — кричал растерявшийся хозяин.
— Порядок есть порядок, ты сам говорил, — возразил постоялец, продолжая втаскивать упирающегося мула на кан. При этом мул бил копытами, и куски глины сыпались на пол.
— Послушай, друг, — чуть не плакал хозяин. — На этот раз я отменяю порядок. Спите все на кане, только уведи свою скотину.
— Вот это другое дело, — проговорил постоялец и увёл мула.
Четверо погонщиков, держась от смеха за животы, забрались на тёплый кан. Влез туда, привязав мула во дворе, и пятый гость.
А кто он был, этот пятый, вам и говорить не надо. Вы, конечно, давно догадались, что это наш старый знакомый Ма Дань-би. Кто же, кроме него, сумел бы так ловко проучить жадного хозяина!
Сосед соседа
Если вы прочтёте эту сказку, вы, наконец, узнаете, куда и зачем спешил Ма Дань-би. Но для того, чтобы это узнать, вам придётся сначала выслушать другую историю — о том, как крестьянин Лю искал справедливости у важного начальника в главном городе провинции Чжэцзян.
Прадед отца Лю, живший в маленькой деревне на востоке провинции, владел небольшим клочком земли, которая хоть и скудно, но всё же кормила его с семьёй. Он засевал поле и снимал с него урожаи много лет. После его смерти земля перешла к сыну — деду отца Лю. Так земля переходила от старшего к младшему, пока владельцем её не стал Лю. Сам Лю тоже трудился на ней уже
