CC – инквизиция Гитлера - Гвидо Кнопп

И только в январе 1918 года, когда война уже клонилась к окончанию, «воин Генрих», как гордо он назвал себя по латыни в письме к родителям, попал наконец в казарму. Там он и находился до заключения перемирия, так и не попав на фронт. Молодой воин воспринял это, естественно, не как личное счастье, а как позорное крушение надежд. К рождеству 1918 года он вернулся к родителям в Ландсхут несолоно хлебавши.

К физическим недостаткам прибавился еще и позорный изъян — не иметь права называть себя «фронтовиком». В будущей мужской дружине, сплотившейся вокруг ефрейтора Первой мировой, этот его изъян мог восприниматься как болезненное бельмо в глазу, от которого он смог освободиться лишь владея рычагами власти.

В обращении к членам молодежной организации «Гитлерюгенд» 22 мая 1936 года впервые прозвучала приукрашенная версия его жизненного пути. Формулируя свои «мысли о расовой чистоте», Гиммлер говорил в своей речи: «Мы как солдаты и фронтовики», а позже: «Мы, которые воевали на войне».

Желание одолело действительность, а затем нашло свое отражение и в печати. Так, «Справочник о великогерманском рейхстаге» 1943 года, не скупясь на ложь в изложении жизненного пути Гиммлера, утверждал, что «рейхсфюрер СС» в возрасте 17 лет принимал участие в боях Первой мировой войны в составе 11-го баварского пехотного полка.

Это была одна из беспардонных небылиц из жизни человека, который тогда уже был вторым после Гитлера властителем Германии. И только в качестве руководителя войск СС, а в 1944–1945 годах и как командующий войсковыми группировками вермахта на Висле и Верхнем Рейне он действительно руководил боевыми операциями, но, конечно, находясь вдали от фронта. По примеру своего хозяина и наставника Гитлера он так и не испытал на собственной шкуре все ужасы и страдания современной индустриализированной бойни. Его романтические представления о героических сражениях так и остались до конца совершенно незапятнанными кровавой действительностью.

Поражение 1918 года сильно усложнило положение сына учителя. Молодые офицеры пока не находили себе применения. Социальная обеспеченность, которую ему гарантировало происхождение из среды прикормленной буржуазии, ушла в прошлое. После получения аттестата зрелости Генрих решил стать агрономом, что очень удивило родителей.

Осенью 1919 года он начал посещать занятия на аграрном факультете мюнхенского университета. Именно в это время Гиммлер пошел по кривой дорожке. За несколько лет из типичного отпрыска интеллигентной буржуазии сформировался политический экстремист. Его записи в дневнике объясняют причины метаморфозы. С одной стороны, они отражают сомнения и заботы молодого человека с неопределенным будущим, который находится в состоянии поиска жизненной ориентации и объяснения утраты, как ему казалось, блестящей перспективы. 4 января 1919 года он записывает: «Вечером мы сидели в комнате за закрытыми дверями. Я был ужасно серьезен и угнетен. Мне кажется, наступают серьезные времена».

С другой стороны, его заметки указывают на то, что студент все больше подпадал под влияние расистской литературы. Список литературы, в который он педантично вносил соответствующие пометки о прочитанных новинках, дает четкую картину его духовной питательной среды, пропитанной фанатизмом.

Не случайно на его ночном столике появились антисемитские издания. Антиеврейский бестселлер «Раса и нация» Хьюстона Стюарта Чемберлена был прокомментирован примерно так: «Это — истина, которая убеждает: она объективна и антисемитски нейтральна! Поэтому она так убедительна. Это ужасное еврейство». Он с жадностью проглатывает такие трактаты, как «Грех против крови», «Справочник по еврейским вопросам» или «Ложный бог». Все это — особенно отвратительные продукты «народнического» болота, которые нашли широкое распространение в баварской столице.

Исходя из нынешних критериев, можно утверждать, что деятельность всех тайных кружков «народнического» движения и их письменные творения шли вразрез со многими статьями уголовного кодекса. Однако в Веймарской республике противозаконные махинации, которые угрожали основам демократии, законом не преследовались.

В течение нескольких лет под знаком «народнического» движения сформировалось новое, зловещее мировоззрение Гиммлера. Теперь ответственными за мнимую «гибель» немецкого народа он считал евреев, большевиков, масонов и в значительной степени также католическую церковь. Это были те же козлы отпущения, которых несколько раньше сумел назвать пока не известный миру ефрейтор по фамилии Гитлер. Это была та же разновидность ненависти, которая опиралась не на разум, а на мерцающие огоньки в тумане иррационального. Но пока искуситель и палач не были друг с другом знакомы, Генрих Гиммлер не довольствовался тем, что определял противников. Он еще в студенческие годы детально занимался идеализированным миром, способным противостоять субъективно воспринимаемой беде. Поиски «освобождения» и «прозрения» были наиболее ходкими стереотипами в «народнической» молве. Гиммлеру помогло средневековье. «Германский герой», пока еще не познавший упадка Рима и ярма христианской церкви, — вот что было истинным откровением для грез близорукого студента-аграрника из Мюнхена. Причем, самой важной исходной точкой опоры для него являлась «Германия» Тацита, то есть любимый конек его отца-гуманиста.

Гиммлер благоговел перед «прекрасным видением того, какими гордыми, нравственно чистыми и благородными были наши предки». По вечерам, раздумывая, он записывал: «Вот такими мы должны стать снова». А то, что германская действительность за оборонительным валом древних римлян на самом деле, скорее, безрадостная, грубая и ужасно отсталая, ему, конечно, было неизвестно. Идеализированные германцы в записях Тацита должны были стать примером для изнеженной, как он считал, римской молодежи. Такое представление о древнегерманских племенах считалось тогда, особенно в немецких научных кругах, вполне правдоподобным.

Но даже если бы Гиммлер и знал историческую правду, вряд ли это могло каким-то образом изменить его бредовое мировоззрение. Свою готовность направлять развитие истории по своим понятиям он неоднократно пытался претворить в реальность. Выводы, которые он сделал для себя из отравленного чтива, четко указывали путь к преступлениям века.

В 1924 году Гиммлер, прочитав памфлет народнического «Союза борьбы за самосохранение», который назывался «Бездумное кровосмешение — гибель Германии. Законы природы о расовом учении», сделал пометку: «Великолепная брошюра. Особенно ее последняя часть, поясняющая, как снова улучшить расу. Просто чудесная и величественная с нравственной стороны вещь».

Так называемое искусственное улучшение породы людей, истребление неполноценных, взращивание элиты — эта примитивная и антигуманная программа СС, вошедшая в историю человечества вместе с селекцией, похищениями детей и массовыми убийствами людей, была предусмотрена еще во времена «народнической» субкультуры начала 20-х годов.

Однако напрашивается вопрос: а были когда-либо ее соавторы в состоянии представить себе осуществление замыслов своего больного воображения в масштабе всей Европы? Да и самому Гиммлеру, который еще не отказался от мысли стать агрономом, такие радикальные планы уже тогда казались «нереальными представлениями». Правда, через 20 лет он, опьяненный почти безграничной властью, сочтет уместным присвоить многим первым «народникам» мюнхенского прошлого высокие звания СС.