Сотвори для себя мужчину - Юлия Михайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разомлевшие от вкусной пищи, слегка одурманенные легким вином, они выползли из прохладного зальчика на палящее солнце, и Мел предложил прокатиться на рейсовом пароходике вдоль берегов Лаго Маджоре.
— Ты захватила с собой купальники, Дашенька? Хорошо было бы поплавать!
Получив утвердительный ответ, Мел схватил жену за руку и быстро потащил к дебаркадеру.
Весь день они провели на озере, осматривая берега, купаясь, меняя пароходики. Для удобства туристов здесь все было продумано до мелочей. Пароходики отходили от пристани каждые пятнадцать минут, делая остановки в наиболее живописных местах.
На берегах озера располагались виллы и домики поскромнее, где-то висели объявления: "Сдается в наем", "Продается". Здесь же указывался телефон агентства по продаже недвижимости. Мел внимательно читал некоторые из них и что-то записывал.
— Зачем тебе это? — спросила Даша.
— Пригодится… в Москве, — туманно ответил он.
Вечером, лежа в постели в комнате с высоким окном-дверью, откуда вливались волны свежего, пахнущего водорослями воздуха, Мел затеял разговор.
— Детка, мне так понравилось на этом озере. Тишина, покой, виллы уединенные… Может, нам присмотреть здесь что-нибудь для себя? Жорж-Алекс подрастут, будем приезжать сюда летом или осенью; в Милане у меня дела… Никаких людей, только мы — семья… Хорошо… — добавил он мечтательно.
— Но, Мел, у нас же не хватит средств! Мы ведь еще за коттедж не расплатились полностью!
— Я договорюсь о рассрочке; партнерам даже выгодно привязать меня к Италии. Они и кредит дадут, и с рассрочкой помогут. А вообще-то, детка, это не твои заботы! От тебя требуется только "нравится- не нравится", "да- нет". Ну как?
"Как! — сказала себе Даша. — Он еще спрашивает! Если уж обосноваться в Италии, то, конечно, здесь, на Лаго Маджоре. Здесь он не будет пялить глаза на темпераментных баб, стадами бродящих по улицам больших городов; сексуально озабоченные внучки Лоллобриджиды и Софи Лорен сюда не доберутся…"
— Я согласна, — произнесла вслух по-женски практичная Даша.
И Мел, горячо целуя жену, даже не подозревал, какие мысли роились в ее хорошенькой головке. Но Даша отлично знала "свою линию". Как и всякая женщина, которой подфартило заполучить мужчину "без изъяна", она всегда держала в уме возможность его потенциальной измены. Так уж устроена жизнь: женщина должна предусмотреть, чтобы удержать мужчину от соблазна опрометчивых поступков!
…Мелу больше всего полюбилась Флоренция — удивительный город-бонбоньерка, сказочно нарядный и абсолютно несовременный. Все в нем отвечало душевному складу Мела: и мужество средневековых горожан, не раз в прошлом отстаивающих свою независимость, и поклонение красивым женщинам, сохранившееся у горожан современных, и особый домашний уют, ощущаемый не только внутри зданий, но и на залитых солнцем улицах, распланированных так, что, бродя по ним, можно было заблудиться. Мел долго любовался статуей Давида на площади Синьории, воспринимая его как воплощение цветущей мужественности; Давид импонировал его представлениям о предназначении мужчины в этой земной юдоли.
Но больше всего легла ему на душу галерея Уффици, где он обнаружил в творениях Боттичелли прославленный на века облик… собственной жены. В самом деле, женское лицо на полотнах неповторимого Сандро было одного и того же типа, очень походившее на лицо его обожаемой Даши. Только прическу изменить и платье укоротить! Но Даша была рядом: вот она, живая и страстная, трепещущая от его прикосновений, а та, на полотнах, недоступная и отстраненная, до которой страшно было дотронуться! Нет, Даша, конечно, лучше, лучше во всех отношениях… Но вообще-то похожа! Он уходил и вновь возвращался к "Рождению Венеры", "Аллегории Весны" и особенно к "Юдифи", лицо которой так соответствовало Дашиному, когда та была утомлена или надувала губки, не в силах переубедить его в чем-либо. Однако Мел не стал делиться с женой своим открытием. В душе он опасался, что, осознав природу своей истинной привлекательности для мужчин, о чем он ее спрашивал еще в первую их встречу, Даша захочет поэкспериментировать с другими партнерами. Нет, ни к чему ей иметь на руках такой козырь, как "типаж, увековеченный в творениях великого мастера"!
Конечно, Даша обмерла у витрин ювелирных лавок на Понто Веккио; она с трудом отрывалась от одного окна, чтобы замереть в экстазе возле другого. А это действительно были шедевры! Мел, который неплохо разбирался в драгоценностях, должен был согласиться, что такого великолепного искусства он еще не видел. На память о Флоренции и восторгах жены на мосту Понто Веккио он приобрел для Даши брошь: голубую коралловую лилию с золотыми тычинками и листьями.
…Рим оказался последним пунктом их путешествия и покорил обоих. Началось, правда, с Дашиных слез. Из каждого города они звонили домой, справляясь о детях. Там все было хорошо. На этот раз Даша услышала несвязное: "Ма-ма, па-па" и вдруг безудержно взахлеб зарыдала. Мел понял, что Даша сломалась: мать взяла верх над женщиной-любовницей. Пора было возвращаться! Быстро взяв трубку, он несколько секунд слушал лопотанье своих сыновей, потом выяснил у тещи, как дела, и бросился успокаивать жену.
— Даша, перестань! Мы через два дня улетаем. Жорж-Алекс в полном порядке. О чем ты рыдаешь? Давай, девочка, успокаивайся, не надо портить себе оставшиеся дни. Вытирай слезы, пудри нос и пойдем бродить по Вечному Городу. Моя самая славная жена на свете…
— Они скучают… Они зовут нас… — всхлипывала Даша.
— Глупости! Парни даже не вспоминают нас. А бормочут: "папа-мама", потому что поговорить хочется, а других слов не знают. Если бы они могли, то рассказали бы тебе, что даже рады нашему отсутствию, так как дед с бабкой разрешают им все, включая то, что запрещаешь ты!
Даша постепенно успокаивалась, как всегда завороженная и убежденная его доводами. Больше она не срывалась. Дни в древнем Риме слились в поистине волшебный экскурс в историю. Вначале они отправились на Форум и в Колизей. Стоя на седых мраморных ступенях, среди развалин и обломков колонн, они слушали рассказы многочисленных гидов о том, что "через эту колоннаду в последний раз прошел Юлий Цезарь в мартовские иды перед тем, как принять свою смерть", или что "с этой террасы обратился к полкам Октавиан Август великий император Рима". Чувство было такое, что они попирают ногами тысячелетия, а потом, воспарив над развалинами, окидывают взором историю человечества. Таких эмоций им пока не удалось испытать нигде!
Вечером, в ранних синих сумерках они добрались до Колизея. За разрушенными временем стенами с зияющими проемами арок их охватила тишина. Шум говорливого миллионного города так и не смог преодолеть их мощь.
Спустившись вниз, они увидели остатки мрачных камер, где содержали обреченных на смерть людей, перед тем как бросить их на съедение львам и тиграм. Именно так расправлялись с первыми христианами, истово защищавшими новую веру. В этот момент в пустынный Колизей вступила припозднившаяся экскурсия. В руках у гида был факел и еще два факела держали мужчины-туристы. Даше показалось, что внизу зашевелились тени несчастных мучеников, а из темных углов здания слышится зловещее рычание некормленных зверей. Иллюзия была настолько полной, что она невольно прижалась к Мелу, ища у него защиты.