Роковой роман Достоевского - Ольга Тарасевич

Может, если бы Влад ограничился исполнением только чужих песен, все оставалось бы по-прежнему. Или нет? Он столько лет давил в себе талант, и вот река вырвалась из берегов и смела все на своем пути, и все ей было мало.

Будит ее на рассвете, глаза безумные, голос счастливый:

– Послушай, я сочинил стихи. Тебе нравится?

А потом не заснуть, то гитара звучит, то пианино. И снова счастливое безумие, первая самостоятельно сочиненная мелодия…

Вскоре после того, как Влад стал писать музыку и стихи для своих песен, Вера, научившаяся угадывать даже затаенные мысли бойфренда, сразу же поняла: у него появилась другая женщина.

Терпеть? Делать вид, что ничего не происходит? Да пропади все пропадом!

– Останься, это ничего не значит, – умолял Влад, наблюдая за тем, как Вера собирает сумку. – Я не могу по-другому работать, мне нужна новизна ощущений. И я очень, очень тебя люблю. Только тебя.

Она выдержала без его губ неделю.

Он старался, чтобы она ничего не знала о его романах. Она все равно все знала, безошибочно угадывая каждую посвященную новой девице песню. Он знал, что она все знает.

Расстаться невозможно, и жить вместе тоже невозможно.

Любовь умирает мучительно медленно, оставляя все больше шрамов на сердце. Сердца, кажется, вообще нет, одни шрамы. Только его губы – по-прежнему лучший десерт.

Влад старался. Бедный взрослый мальчик действительно пытался вести себя прилично. В жуткой депрессии, не в силах выдавить из себя ни строчки, не в состоянии подойти к микрофону, он менял номера своего телефона. Не давал поклонницам возможности дозвониться в свою жизнь, отказывался от наркотика нового тела, лишь бы не причинить боли…

Последнюю неделю он вел себя как паинька. Помогал готовить еду, сидел в салоне, когда Вера работала.

А потом раздался звонок, понадобился мастер с выездом, и Вера безошибочно отсканировала все появившиеся у Влада мысли. Мысли жуткие, ужасные, невыносимые… Он даже решился пойти на презентацию вместе с ней, хотя продюсер категорически возражал против появления в публичных местах с кем-либо, кроме глупенькой солистки…

– Вер, мы уже полчаса в машине сидим, – тихо сказал Влад, прикоснувшись к ее руке. – Иди домой.

Она вздрогнула, как от удара хлыстом. Не «идем домой» – «иди домой». А он?!

– Мне не по себе. Хочу немного покататься.

– Давай покатаемся вместе! Ты же врешь, Влад! Когда же ты честно скажешь, что я до смерти тебе надоела!

От собственного визга у Веры заложило уши, но она с ужасом осознала, что уже не может себя контролировать. Вцепившись в куртку, она трясла Влада и орала, как сумасшедшая:

– Про меня петь ты больше не можешь! Я все знаю! «Листья каштанов» – твоя баба номер один. Перевод Джо Дассена «Если б не было тебя» – баба номер два. Сейчас, что будет сейчас? Кто там у нас на очереди?!

Он брезгливо стряхнул ее руки, потянулся за сигаретами.

– Прекрати истерику. И выходи из машины. Ты мне не надоела. Я очень тебя люблю. Но теперь мне надо побыть одному.

– Не вопрос, – Вера, больно ударившись локтем, открыла дверцу, – уезжай! Только если ты думаешь, что я буду молчать о том, что знаю, ты ошибаешься!

Даже через захлопнувшуюся дверь она расслышала его крик:

– Давай, иди к ментам! Засади меня за решетку, чего же ты ждешь!

Красная спортивная «Mazda RX-8» резко рванула с места и растворилась в темноте.

* * *

– Это я, свежий труп! Иди же ко мне, моя рыбка!

От ледяного прикосновения к ноге Марина Вершинина сразу же проснулась и заорала. Пошарила в темноте руками, пытаясь нащупать выключатель торшера, но он все не находился. Что-то зазвенело, голова врезалась в стену.

– Тише ты, тише! Впечатлительная какая! Ой, блин, ты же лампу расколотила!

Вспыхнул свет, и Марина удивленно уставилась на Бакенбарда, потом осмотрелась по сторонам.

Отлично, она умудрилась заснуть в кабинете экспертов. Теперь понятно, почему не обнаружилось торшера, зато вместо подушки под головой оказалась стена. Спать надо в своей спальне, а не на чужом рабочем месте!

– Ты чем по моей ноге водил? Ощущения жуткие, словно и правда труп по коленке гладит. Давай, колись, что это было? – хрипло поинтересовалась Марина и покрутила головой, разгоняя остатки сна.

Бакенбард извлек из-за спины запотевшую бутылку минеральной воды и стал виновато оправдываться:

– Ну я же не знал, что ты такая нервная. Думал, пошутим, посмеемся. Между прочим, я сам испугался. У тебя мобильник заливался. А тут у нас такой контингент… Им уже не звонят, как ты догадываешься.

– Ага, испугался он. Секционные в другом здании, но я сделаю вид, что поверила. Ой, а который час? – встревожилась девушка, вытаскивая из сумочки сотовый телефон и график разведения мостов. – За окнами такая темень!

– А что ты хочешь, без четверти четыре.

– Очень хорошо, – расстроенно пробормотала она. – И как мне теперь домой добираться? Здесь и днем-то не походишь, парк, пустырь. А уж ночью… А я на Васильевском живу, еще и мосты развели.

Бакенбард оживился, замахал руками.

– А ты давай вплавь, милая. Раз-два, раз-два. Водные процедуры положительно влияют на сердечно-сосудистую систему, укрепляют мышцы и особенно полезны для позвоночника! Эй, кому это ты звонишь? Зачем тебе другие мужики, когда у тебя есть я, веселый и горячий!

Марина невольно улыбнулась. Да уж, действительно, самое главное – высокая самооценка. Подрабатывающий в морге и на ставке сторожа санитар – немолодой толстячок. Лысоватый, с большим родимым пятном на скуле. Действительно по форме напоминающим бакенбард. Было бы два – получился бы вылитый Пушкин. Правда, сам мужчина по поводу своей внешности абсолютно не переживает. При знакомстве так и представляется: «Бакенбард». А имени не называет. Шутит, анекдоты рассказывает не умолкая. И вот результат – все женщины в нем души не чают.

Видимо, отец все же задремал, на звонок ответил не сразу.

– Где ты? С тобой все в порядке?! – закричал он в трубку.

– Да, все хорошо. У меня скоро экзамен, а у экспертов книг куча, думала позаниматься. И вот результат: заснула в морге. Извини, что разбудила.

Папа замолчал, и это молчание было красноречивее всяких слов. Конечно же, не спал он, не мог, беспокоился. Может, даже выходил курить – а ему нельзя, сердце. После смерти мамы все изменилось… Отец, который прежде, казалось, был увлечен только своей научной работой, начинал сходить с ума, стоило задержаться хотя бы на полчаса. Они стали очень близки, очень дружны. Жаль только, что мамочка этого уже не видит.

От нежности и вины слова застревали в горле, произносились с трудом.