Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты - Илья Михайлович Зданевич

В конце концов, самого предмета мы никогда не видим, а лишь сумму лучей, достигших нашего глаза. Развивая это положение и желая воспроизводить то, что есть на самом деле, мы должны писать не предмет, а то, что между нами и предметом, т. е. сумму лучей, находящихся между нами и предметом. Так как соседние предметы влияют и цветом, что было известно ещё Александру Иванову, Сезанну и французским импрессионистам, и формой, это установили Пикассо и итальянские футуристы, то поскольку требуется, нам нужно отразить и это влияние. Могут возразить – как писать эти лучи, раз самого луча мы не видим и видеть не можем? Но этого и не нужно, ибо в жизни всё больше делается отнюдь не на основе нашего зрения, но на основе нашего знания.

Импрессионизм воссоздал пространство через цвет, дал возможность расширению задач живописи через цвет к свету, всё-таки главным образом красочное; кубизм нашёл третье измерение, углубил картину, главным образом, формой, воссоздал пространство через форму; футуризм нашёл стиль движения, заставил ощущать само движение в плоскости картины, т. е. суть движения через его изображение и воссоздал мир во всей его полноте, ибо творец-футурист находится в центре полотна.

Лучизм пополняет всё это воссозданием того, что до сих пор не осуществлялось, а лишь постигалось через сумму других ощущений, т. е. воссозданием восприятия лучистых истечений данного предмета, отнюдь не перспективного сечения лучей, а синтетического восприятия рефлекса предмета живым. А так как рефлективное изображение очень близко живописному изображению на плоскости, то оно и будет и реальней и правдоподобней обыкновенного перекладывания предметов на плоскость.

Могут спросить – как это воссоздать? Это-то показал Ларионов в его лучистых работах.

В графических искусствах принято при изображении чего бы то ни было воспроизводить только то, что творящий мастер находит характерным для данного предмета, упуская всё остальное, ибо всего сразу воссоздать нельзя – получится хаос. Поэтому картины разных направлений носят разный вид. Картина лучистая имеет следующий вид: так как излучаемость более всего ясна на пересечениях плоскостей (на углах), а разбегаясь от углов сама строит плоскости, поверхность же проектируется рядом точек в различных направлениях движения лучей, то для воспроизведения этого изображение создаётся бесконечными рядами лучей, причём на углах, где более характерна излучаемость предмета, лучи воссоздают его пучками.

Фон слагается из лучей, создающих предметы, т. е. излучаемость предмета творит его фон, а если писать фон, то этот последний творит предметы. Если лучи окружающих предметов имеют яркое влияние на тот, который в данный момент пишется (сохраняем это традиционное выражение ради простоты), то они вплетаются в него и создают новые формы и новые эффекты совершенно особого характера, не существующие среди тех, которыми мы оперируем и, может быть, не существующие вовсе; тут-то и начинается творчество, называемое «лучистым» приёмом, которое, благодаря всему вышесказанному, принципиально близко картинной плоскости и является символом всех существующих живописных форм, ибо любую вещь любого художественного направления лучист может воспроизвести и одновременно преобразить (например, с кубистской или футуристской картины можно написать лучистую). Таким образом, уничтожение старого искусства достигается вполне без сжигания и разрушения художественных галерей и музеев, так как всё отходит в область предания и восприятий не художественных, а обыкновенных реально-предметных, бесконечное же перекрещивание лучей, рвущихся с лучистых картин, творит новые формы, свободные и не зависящие от трёх измерений, в пределах которых до сих пор существовала живопись.

Мало того, лучизм обогащается ещё тем, что принимает во внимание не только внешнюю излучаемость, но и внутреннюю спиритуалистическую.

В своих лучистых работах Ларионов отказался от писания натюрмортов, движения улиц, описания предметов, а пишет просто «стекло»207, как универсальное состояние стекла со всеми его проявлениями и свойствами – хрупкостью, колкостью, остротой, прозрачностью, ломкостью, способностью звенеть, т. е. сумму всех ощущений, получаемых от стекла, так же пишет «камень», «мясо», «жесть», «дерево», где все живописные средства соответствуют самим себе.

Лучизм последнее слово Ларионова, правильней – последний мазок, как последнее слово Гончаровой – жанровые примитивы.

Мы уже сказали, что их достижения ставят их во главе нынешних русских художников. Однако им осталось ещё много лет деятельности, и они могут дать даже больше, чем дали, хотя основные тенденции их искусства определились с достаточной ясностью, <так> что мы решились писать эту статью.

После долгой засухи в пустыне русской городской живописи мы видим буйную зелень молодых деревьев. И на деревьях плоды.

Судьба русского искусства странна. На этот раз она благоприятна.

Наталия Гончарова и всёчество

I.

Милостивые государыни и милостивые государи, прошу вас встать. Футуризм умер. На смену ему идут новые строители, более сильные и прекрасные. Неуклонной и честной работой они подготовили его смерть. Они пришли. Имя одного из них – Наталия Гончарова, о которой мы будем говорить.

Поистине недолговечным было господство футуризма. Но сделано много. Как накануне головокружительных устремлений всегда пляшет душа, так футуризм овозможнил невозможное. И кто бы мог полагать – после неслыханных дерзостей, униженных ценностей, перевоплощения мозга в аэроплан208, красотных откровений и бунтов – придёт нечто ещё более неслыханно дерзкое, дробящее, бунтующее, которое ничуть не отделяет футуризма от его врагов и валит всех в одну кучу стадного тупоумия.

Вы всегда слепы и глухи и ничего не знаете, пока камни не обрушатся на вас. Что делать. Ваша привязанность завязала вам глаза носовым платком и грязной ватой заткнула уши. Вот и сейчас вы – недоумевающие – как, Гончарова, представительница неслыханных новостей и врагиня футуризма, ведь она сама футуристка, такая же, как и все собратья по «Мишени». Ведь она работала манерой футуристов и продолжает работать, ведь она тринадцать лет выставляется209 и ничего неслыханно нового в ней не видели. Но когда я кончу доклад и вы разъедетесь по домам или ресторанам, то ваши головы будут настроены иначе, и вы начнёте обращать внимание на многое, чего досель не замечали.

Я взял на себя задачу разъяснить, какие дерзости в творчестве Гончаровой и почему погиб футуризм. Я хочу рассказать вам – что такое всёчество и как оно возникло в разбираемом мастерстве. Внимайте [новым] откровениям, мимо которых вы проходили. Для постижения их нужно много усилий. Но я хочу быть добрым учителем, у меня нет настроения вас высечь. Это отложим до другого раза.

Прежде всего отрешимся от нескольких слов и связанных с ним представлений – от слов время, пространство, новый, старый и вытекающих из них. Кроме этой аудитории нет ничего