Американская мечта - Норман Мейлер

Мы расхохотались. Я давно уже пришел к выводу, что все женщины по своей натуре убийцы, а теперь понял, что все мужчины – сумасшедшие. Лежницкий жутко нравился мне – и это тоже было признаком болезни.

– Почему вы не сказали, что вы герой войны? Что у вас «Крест за боевые заслуги»?

– Боялся, что вы отберете его.

– Поверьте, Роджек, я никогда не стал бы так обращаться с вами, если бы знал об этом. Я решил, что вы просто очередной поганый плейбой.

– Я на вас не в обиде.

– Вот и хорошо. – Он огляделся по сторонам. – Вы выступаете по телевизору? – Я кивнул. – Вам стоило бы вытащить нас на экран. Уж я-то мог бы кое-что рассказать, разумеется, с разрешения начальства. У каждого преступления есть своя логика. Понимаете, о чем я говорю?

– Нет.

Он закашлялся долгим сухим кашлем игрока, просадившего уже все свое тело, кроме одной-единственной извилины в мозгу, которая подсказывает ему, на что ставить.

– Полицейский участок – местечко довольно нервное. Вроде Лас-Вегаса. И каждый раз знаешь, какая тебе предстоит ночка. – Он еще раз кашлянул. – Порой мне кажется, что этим городом правит какой-то демон или маньяк. И он устраивает занятные совпадения. Например, ваша жена выбрасывается из окна. Из-за рака, как вы утверждаете. Но из-за того, что она упала, пять машин попадают в аварию на Ист-ривер-драйв. И кто же сидит в одной из этих машин? Дядюшка Гануччи. Эдди Гануччи, вы о нем, конечно, слышали.

– Он из мафии?

– Он крестный отец. Из самых главных в стране. И вот мы получаем его на блюдечке. У нас уже два года есть постановление Верховного суда о его аресте, но он то в Лас-Вегасе, то в Майами, и только пару раз в году тайком прокрадывается сюда. И вот сегодня мы его берем. И знаете почему? Потому что он суеверен. Племянник уговаривал его выйти из машины и скрыться в толпе. Но нет, он никуда не пойдет. Перед ним на дороге лежит мертвая женщина, и она проклянет его, если он от нее сбежит. В свое время он наверняка убил никак не меньше двадцати человек, он стоит сто миллионов, но он боится, что его проклянет мертвая дама. Это скверно отразится на его раковой опухоли, сказал он племяннику. И посмотрите, что получается: у вашей жены, если вам верить, был рак, а дядюшка Гануччи прогнил от него насквозь. То-то и оно. – Лежницкий засмеялся, словно извиняясь за слишком быстрый ход своих мыслей.

– Теперь понимаете, почему я так круто за вас взялся? Как только мне сообщили, что к нам в руки попал Гануччи, мне не хотелось попусту тратить на вас время.

– А что это за девица? – спросил я. – Кто она?

– Шлюха. Племянничек держит ночной кабак, и она поет там. Самая настоящая шлюха. Путается с черномазыми. – И он назвал имя негритянского певца, пластинки которого я слышал уже несколько лет. – Да-да, Шаго Мартин, с ним-то она и путается. Стоит дамочке покрасить волосы в белый цвет, и она сразу находит себе здоровенного черного кобла.

– Красивая девица, – сказал я. Ее волосы не казались мне крашеными, разве что немного обесцвеченными.

– Вы нравитесь мне все больше и больше, мистер Роджек. Как бы мне хотелось, чтобы вы не убивали своей жены.

– Ладно, – сказал я, – вот мы и приехали обратно.

– Неужели вы думаете, что мне приятно демонстрировать свои профессиональные навыки на человеке, награжденном «Крестом за боевые заслуги»? Мне хочется просто забыть о том, что вы ее убили.

– А если я попробую доказать вам, что не убивал ее?

– Да хоть приведи они сюда самого Господа Бога… – Он запнулся. – Никто не говорит здесь правду. Это просто невозможно. Здесь сам воздух пропитан ложью.

Мы помолчали. Сейчас в этой комнате говорил только негр с расквашенной физиономией:

– Но послушайте, чего мне было искать в этой винной лавке? У нее есть хозяин, то есть она под охраной. А я не суюсь туда, где есть охрана.

– Офицер полиции, задержавший вас, – отвечал ему следователь, – застал вас прямо в лавке. Вы ударили владельца, опустошили кассу, и тут-то вас и схватили.

– Херня! Вы меня спутали с каким-то другим парнем. Никакой легавый не отличит одного ниггера от другого. Вы меня спутали с каким-то другим ниггером, которого тоже уделали.

– Пошли-ка в бокс.

– Я хочу кофе.

– Ты получишь кофе, когда подпишешь протокол.

– Дайте мне подумать.

И они замолчали.

Лежницкий положил руку мне на плечо:

– Дело оборачивается для вас весьма скверно. Ваша немочка раскололась.

– А в чем ей признаваться? В том, что я разок прижал ее в холле?

– Роджек, у нас есть чем взять ее. И сейчас ей своя рубашка ближе к телу. Она не знает, убили вы жену или нет, но допускает, что могли убить. Начала допускать это после того, как наш женский персонал ее раздел. И эксперт почуял запах. Эту немочку трахали сегодня ночью. Мы ведь можем заняться и вами, можем обследовать вас и установить, что это делали именно вы. Хотите?

– Не думаю, что вы окажетесь правы.

– В ее постели нашли мужской волос. Не с головы. Мы можем проверить, не ваш ли он. Разумеется, если вы готовы помочь нам. Для этого достаточно выщипнуть у вас несколько волосков. Вы готовы на это?

– Нет.

– Тогда признайтесь, что трахнули эту немочку сегодня ночью.

– Не понимаю, какое она имеет отношение к моему делу. Связь со служанкой едва ли достаточный повод для убийства жены.

– Оставим эти неприятные детали, – сказал Лежницкий. – Я хочу вам кое-что предложить. Наймите лучшего адвоката в городе, и через полгода вы выйдете на свободу. – В эту минуту он походил скорее на старого мошенника, чем на лейтенанта полиции. В его чертах проступила двадцатипятилетняя практика общения с карманниками, медвежатниками, грабителями и убийцами, и каждого из них в конце концов ожидала маленькая уютная камера. – Роджек, я знаю человека, в прошлом военного моряка, жена сказала ему, что давала всем его приятелям, и он убил ее молотком. До суда его содержали под стражей, но адвокат его вытащил. Аффект, убийство в состоянии аффекта. И теперь он разгуливает на свободе, и дела у него сейчас куда лучше, чем у вас с вашим якобы самоубийством. Потому что даже если вам удастся отвертеться – а это вам не удастся, – вам все равно не поверят, что вы ее не убивали.

– Почему бы вам не пойти ко мне в адвокаты?

– Пораскиньте мозгами. А мне пора проведать дядюшку Гануччи.

Он направился в другой конец комнаты, и я проводил его взглядом. Старик поднялся навстречу Лежницкому и пожал ему руку. А затем они склонили головы друг к другу. Кто-то из них, вероятно, прошептал на ухо другому какую-то шутку, потому что оба тут же расхохотались. Я заметил, что Шерри смотрит на меня, и, поддавшись внезапному порыву, махнул ей рукой. Она весело ответила на мой жест. Мы были похожи на новичков-студентов, увидевших друг друга у разных регистрационных стоек.