Братья Львиное Сердце - Астрид Линдгрен

– Как по-твоему, что скажет Тенгиль? – спросил я Маттиаса.

– Что он нами недоволен, – ответил Маттиас. – Что он может ещё сказать!

По правде говоря, Тенгиль с нами сам не разговаривал. Не мог же он говорить с рабами! Он говорил только с Пьюке, а Пьюке велено было возвестить народу, что Тенгиль недоволен жителями Долины Терновника. Работают они вполсилы да ещё укрывают врагов Тенгиля!

– Юнатан Львиное Сердце ещё не найден, – сказал Пьюке. – Наш милостивый князь весьма этим недоволен!

– Да, это так, это так, – услышал я, как кто-то бормочет совсем рядом со мной.

Это был нищий бедняга в лохмотьях, какой-то маленький старикашка с всклокоченными волосами и седой всклокоченной бородой.

– Терпению нашего милостивого князя скоро наступит конец! – провозгласил Пьюке. – И он жестоко и беспощадно покарает Долину Терновника!

– Да уж, так им и надо, так им и надо, точно! – проворчал старикашка, стоявший рядом со мной, и я подумал, что, должно быть, он чокнутый, из тех, что немного не в себе.

– Однако, – продолжал Пьюке, – наш милостивый князь в своей великой доброте подождёт ещё некоторое время с кровавой карой. Он даже назначил вознаграждение. Двадцать белых лошадей получит тот, кто приведёт к нему Львиное Сердце!

– Тогда я схвачу этого хитрого лиса, – сказал старикашка, толкнув меня в бок. – Двадцать белых лошадей от нашего милостивого князя! Щедрая плата за такого маленького лисёнка!

Я так разозлился, что охотнее всего ударил бы его. Даже если ты не в себе, нечего болтать всякие глупости!

– Совести у тебя нет! – прошептал я.

А он рассмеялся.

– Ну, не то чтобы совсем не было! – сказал он, заглянув мне прямо в лицо.

И я увидел его глаза. Такие красивые глаза были только у Юнатана.

Всё-таки совести у него не было ни на грош… Как он мог явиться сюда, как мог торчать под самым носом у Тенгиля! Хотя, правда, никто бы его не узнал. Даже Маттиас. До тех пор, пока Юнатан, похлопав его по плечу, не сказал:

– Старик, а разве мы с тобой не встречались?

Юнатан обожал переодеваться. У нас на кухне он вечно разыгрывал для меня по вечерам целые спектакли. Я имею в виду те времена, когда мы жили на земле. Он и в самом деле мог вырядиться, как чучело, и развлекаться вовсю. Он частенько смешил меня, и я так хохотал, что у меня живот схватывало.

Но здесь, на глазах у Тенгиля, это было страшной дерзостью.

– Мне необходимо посмотреть, что происходит. Да, мне тоже! – прошептал он.

Теперь он больше не смеялся. Да и вообще смеяться было нечему.

Потому что Тенгиль приказал всем мужчинам из Долины Терновника выстроиться в один ряд перед ним и своим толстым указательным пальцем стал показывать на тех, кого следует перевезти через реку в Карманьяку. Я знал, что это означает, Юнатан рассказывал мне. Ни один человек из тех, на кого пал выбор Тенгиля, живым не вернётся. Им придётся трудиться в поте лица и таскать камни для крепости, которую Тенгиль повелел воздвигнуть на самой вершине Горы Древних Гор. Это должна быть такая крепость, которую ни один враг никогда не смог бы завоевать. И тогда Тенгиль будет восседать там из года в год во всей своей свирепости и наконец-то почувствует себя в безопасности. Но чтобы построить такую крепость, требуется множество рабов, и они должны будут трудиться на износ, до тех пор пока не падут мёртвыми.

«И тогда они достанутся Катле», – рассказывал Юнатан.

Меня бил озноб на залитой солнцем площади. Хотя Катла для меня – всего лишь мерзкое имя, и ничего больше.

Когда Тенгиль, указывая пальцем, делал свой выбор, на площади стояла жуткая тишина. Только маленькая пташка, сидя на самой верхушке дерева прямо над Тенгилем, прекрасно пела, выводя свои трели. Верно, эта пташка не знала, чем был занят там внизу, под липой, Тенгиль.

То тут, то там слышался плач. Жалость брала при виде того, как они плакали, как плакали все эти женщины, которым суждено было потерять своих мужей, и все дети, которые никогда больше не увидят своих отцов. А вообще-то плакали все. И я тоже.

Что до Тенгиля, то он этого плача не слышал. Сидя верхом на своём коне, он всё указывал и указывал пальцем на очередную жертву, и всякий раз, когда он приговаривал кого-нибудь к смерти, алмаз на его пальце сверкал. Это было ужасно, одним лишь указательным пальцем он обрекал людей на смерть!

Но один из тех, на кого пал его выбор, явно сошёл с ума, когда услышал, как плачут его дети. Вырвавшись из рядов жителей Долины Терновника, он, прежде чем солдаты успели остановить его, ринулся на Тенгиля.

– Тиран! – закричал он. – Когда-нибудь ты тоже умрёшь! Ты подумал об этом?!

И он плюнул в Тенгиля.

Лицо тирана не дрогнуло. Он подал лишь знак рукой, и солдат, стоявший ближе всех к смельчаку, поднял свой меч. Я увидел, как меч сверкнул на солнце, но в тот же миг Юнатан, обхватив рукой мой затылок, прижал меня к груди. Он спрятал моё лицо, чтобы я ничего не увидел. Но я почувствовал, а может, и услышал, как что-то всхлипнуло в груди у Юнатана. А когда мы шли домой, он плакал. Никогда раньше за ним такого не водилось.

В Долине Терновника это был день траура. Горевали все. Все, кроме солдат Тенгиля. Они, напротив, радовались всякий раз, когда Тенгиль появлялся в Долине Терновника, потому что он устраивал пир для своих людей. Не успевала ещё высохнуть кровь несчастных, убитых на площади, как туда выкатывали бочку пива, полную до краёв, и выносили поросят, которых целиком жарили на вертелах.

Густым маревом стелился тогда над Долиной Терновника чад, а все люди Тенгиля ели и пили и похвалялись перед жителями тем, что Тенгиль устроил им такое знатное угощение.

– Но ведь эти бандиты жрут поросят из Долины Терновника и хлещут пиво, сваренное в Долине! – говорил Маттиас.

Самого Тенгиля на пиру не было. Выбрав достаточное, по его мнению, количество смертников, он переправился обратно через реку.

– А теперь он, верно, сидит довольный в своём замке и думает, что нагнал страху на Долину Терновника, – сказал Юнатан, когда мы возвращались домой. – Он думает, что, кроме запуганных рабов, здесь больше никого не осталось.

– Однако он ошибается, – уверенно произнёс Маттиас. – Тенгиль не понимает одного: ему никогда не сломить людей, которые борются за свою свободу и держатся вместе так, как мы.

Мы проходили мимо маленького домика, окружённого яблоневыми деревьями, и Маттиас сказал:

– Здесь жил тот, кого только что убили.

На каменных ступеньках сидела женщина. Я узнал её, вспомнил, как она закричала, когда Тенгиль указал пальцем на её мужа. А теперь она сидела с ножницами в руках и отстригала свои длинные светлые волосы.