Корона для Миледи - Патриция Брейсвелл

Ее собственные вещи и утварь были сейчас на пути в Винчестер, поскольку тут она в них не нуждалась. Этой ночью и все время, пока король остается в Кентербери, она будет делить с ним его спальню и постель. Это заставляло ее чувствовать себя так, будто она была всего лишь предметом обихода, каким-нибудь позолоченным ларцом или красиво расшитой подушкой.

Она постаралась выбросить эту мысль из головы, пока дюжина женщин, пришедших с ней из большого зала дворца, занималась подготовкой Эммы для встречи с мужем. Она и сама помогала в этом деле, когда вышла замуж ее сестра Беатрис, и теперь вспомнила, что сестра болтала и смеялась все то время, пока ее раздевали. Эмма чувствовала себя слишком скованной, чтобы говорить, и молчаливо отдала себя в руки помощниц, выполняющих свои обязанности. Большинство этих женщин, которым король оказал честь, позволив помогать своей молодой жене в спальне, были ей незнакомы. Эмме позволили выбрать лишь двух служанок из своей нормандской свиты, поэтому с ней тут были Уаймарк и ее пожилая нянька Маргот, похожая на маленького серого воробушка среди этих утонченных дам.

Когда с Эммы сняли все ее свадебные наряды и облачили в тончайшую сорочку, которую Гуннора расшила собственными руками, ее препроводили к кровати. Обменявшись приличествующими случаю учтивыми фразами с придворными дамами короля Этельреда, она их отпустила. Она понимала, что это невежливо, но дальше терпеть их любопытные взгляды была уже не в состоянии. Когда кроме нее в комнате остались только Уаймарк и Маргот, обессиленная Эмма повалилась на подушки. Маргот подала ей чашу вина.

— Это хорошее нормандское вино, — сказала она, — из вашего личного запаса. Пейте до дна, миледи, оно придаст вам сил.

— Благослови вас Бог, Маргот, — сказала Эмма и, сев прямо, взяла из рук няньки чашу.

Жадно отхлебнув, она посмотрела на бутыль, которую еще держала в руках Маргот.

— Оставьте ее здесь, у кровати, и налейте себе тоже. Боюсь, нам долго придется ждать. Что-то мне подсказывает, что король не будет сегодня спешить на ложе к своей молодой жене.

Неизменная улыбка Уаймарк слегка поблекла.

— Почему вы так говорите? Он, должно быть, очень хочет остаться с вами наедине. Вы самая красивая девушка в этом замке.

— Красота, боюсь, немного значит, — медленно сказала Эмма, глядя в свою чашу с вином. — Король, похоже, сожалеет о своем… приобретении.

Она взглянула на встревоженную Уаймарк.

— Этого не может быть, — сказала Уаймарк. — Почему бы он жалел?

Эмма раздраженно вздохнула.

— Я не знаю почему! Знаю только, что он в скверном настроении и что я — причина его недовольства. Он чуть ли не вышвырнул меня из зала.

— Боже праведный! — ахнула Уаймарк.

Она переглянулась с Маргот, затем, не теряя надежды, высказала предположение:

— А может, он просто нервничает? Он намного старше вас, не исключено, что он боится разочаровать вас.

Уаймарк по доброте своей искала оправдание странному поведению короля, но она не слышала его грубых слов. Эмма отпила еще вина, со страхом думая о предстоящей ночи с королем. Если он был с ней так холоден за столом, каким он будет в постели?

Затем она вспомнила выражение потрясения на лице короля, когда он увидел своих сыновей. Они его расстроили даже больше, чем она.

— Есть что-то еще, — сказала она. — Что-то связанное с его сыновьями. Они опоздали к началу застолья. Когда король их увидел, у него был такой безумный вид, что я подумала, не случился ли с ним какой-нибудь припадок. Он очень быстро совладал с собой, но я испугалась.

Она рассказала о скрытом противостоянии между королем и его наследником. Даже сейчас от этих воспоминаний ее пробирала дрожь. Сыновья короля проявили к нему враждебность, но он казался не столько рассерженным, сколько испуганным. Глаза его округлились, а лицо побелело от ужаса, как будто он заглянул в лицо самой смерти.

— Может быть, его так напугал кто-то из сопровождавших? — предположила Маргот.

— Может быть и так, — медленно сказала Эмма, вспомнив немолодого мужчину, который обращался к королю.

Его лицо, изрезанное грубыми морщинами, с плоским носом и маленькими злобными глазками, напоминало ужасную маску, заросшую густой черной бородой. Но возможно ли, чтобы даже такой человек мог вселить страх в короля?

— Ах, боже мой, — сказала она, подтягивая колени к подбородку и укладывая на них голову. — Я столько всего не знаю.

Эмма подняла голову и сунула свою чашу Уаймарк, чтобы та налила ей еще вина.

— Этого человека зовут Эльфхельм, — сказала она. — Пусть Хью завтра утром узнает все, что сможет, об этом Эльфхельме и доложит мне. Вы должны найти Хью этим вечером и передать ему мое распоряжение.

— Непременно, — сказала Уаймарк.

Эмма откинулась спиной на подушки, сжимая чашу двумя руками, вспоминая все события этого дня и стараясь не думать о том, что неизбежно произойдет дальше.

— Моя госпожа королева, — негромко заговорила Маргот со своего табурета, поставленного около кровати. — Вы знаете, чего следует ожидать от короля сегодня ночью?

Эмма рассмеялась. Ей вдруг все это показалось смешным. Она заглянула в чашу в своих руках и решила, что дело, должно быть, в вине, поскольку ничего веселого в происходящем не было.

— Моя мать говорила со мной, — ответила она. — И Джудит тоже рассказывала мне о своей первой брачной ночи. Правда, думаю, мой собственный опыт будет значительно менее… — она замолчала, подыскивая подходящее слово, — приятным.

Маргот кивнула.

— Джудит, скорее всего, познала близость своего мужа еще до того, как они поженились, ведь они много месяцев были помолвлены. У вас будет по-другому, — сказала она мягко, — так как вы ничего не знаете о своем муже. Могу ли я дать вам кое-какой совет, миледи?

Эмма кивнула, охотно принимая любую помощь. Все, что угодно, лишь бы выгнать из головы отвратительную картину, настырно всплывающую в памяти, — чистокровного скакуна ее брата, взгромоздившегося на кобылу.

— Вам не следует бояться, — сказала Маргот, — независимо от того, что он говорит или делает. Он может быть нежен с вами… — Она вздохнула и сурово посмотрела на Эмму. — Но может и не быть. Я ничего не знаю об англичанах, о королях и об Этельреде лично как о мужчине. Но что бы он ни делал, для вас будет лучше, если вы будете спокойны и расслаблены.

Она улыбнулась.

— Вино вам в этом, несомненно, поможет. Но в этой спальне, миледи, особенно этой ночью, вы должны заставить себя стать мягкой в каждой части своего существа, чтобы лучше принять в себя его плоть, если вы понимаете, о чем я говорю.

— Да, — сказала Эмма, — думаю, я вас поняла.

Однако это представлялось ей невыполнимой задачей с учетом того, какой хрупкой чувствовала она себя из-за предельного напряжения, словно готовая рассыпаться на тысячи осколков от малейшего прикосновения.