Кольцо Пророка - Артем Рудницкий

Все бы ничего, если бы не безобразие, которое учинил Гафур Осман Хайдери, вождь племени, обитавшего в межгорной котловине Ванну (округ Лоралай). С одной стороны, ее обрамляли горы Макран, с другой – Драганское плато, здесь пролегал идеальный маршрут для трубопровода.

Нужно сказать, что в Белуджистане племена до сих пор пользуются практически полной автономией, и властям с ними непросто сладить. Так вот, с Османом подписали договор, разрешавший строительство на его территории ‒ за крупную сумму, которая переводилась на его счет в венском банке, а также за весьма соблазнительные роялти. Однако вождь посчитал, что следовать понятиям чести попросту глупо. И когда австралийская «Брокенхилл-пропрайетори», вознамерившись монополизировать всю нефтегазовую разведку и добычу на территории Пакистана, предложила ему в полтора раза больше, он долго не раздумывал.

В «Нефтегазе» решили, что соревноваться с богатыми австралийцами бессмысленно. Вместо этого обратились к спецслужбам, что представлялось патриотичным и менее расточительным. Газовики не прогадали – буквально за месяц была собрана информация, проливавшая свет на некоторые стороны деятельности вождя племени.

В ходе последней избирательной кампании, невзирая на публичные заверения в верности военному режиму, Осман тайком ездил в Саудовскую Аравию, где вел переговоры о политическом союзе с опальным премьер-министром Пакистана. А также контролировал контрабандную торговлю на одном из участков иранской границы и не раз предоставлял убежище отрядам одной радикальной группировки, которая враждовала с федеральным центром и боролась за независимость своей провинции всеми средствами – включая обстрелы городов из тяжелых гранатометов и ракетных установок. И нам удалось раздобыть подтверждающие все это видео- и фотоматериалы.

В Пакистане помнят скандал с Зафаруллой Бугти, главой другого племени, которого застукали в уютном гестхаусе с двумя девицами сразу. Благодаря этому menage a trois он удостоился ласкового прозвища «Зафи-сандвич» и потерял место в парламенте. Предание огласке информации (задокументированной, подкрепленной свидетельскими показаниями) о политических и коммерческих контактах Османа могло иметь еще более суровые последствия, и правоверный мусульманин попал бы в зиндан быстрее, чем длится утренний намаз. Сам вождь разделял подобную точку зрения. После просмотра малой части «кинохроники», он охотно согласился со сделанным ему предложением: ему передается весь компромат, а взамен подтверждается договор с «Нефтегазом».

Непосредственно по Осману работал Володя Зайченко – молодой сотрудник с приятной наружностью и большими амбициями. Он был самоуверен и нагловат. В Исламабаде ему по статусу полагались отдельная вилла, дорогая машина, и он с ужасом думал, что рано или поздно придется лишиться этой роскоши. Возможно, именно это побудило Зайченко забрать все материалы на Османа и отправиться в Объединенные арабские эмираты, где он обосновался в Шардже, в гостинице «Карлтон». Оттуда позвонил в посольство и сообщил, что вернет искомое только после перевода ему на номерной счет внушительной суммы в долларах.

Разразился скандал, и все шишки посыпались на голову Ремезова. Он вел это дело и отвечал за Зайченко.

Прежде уже случалось, что его карьера висела на волоске. Как-то один из его подчиненных исчез в Дубае. Не явился на рейс, покинул здание аэропорта. Ремезова, отдыхавшего тогда в Сочи, выдернули с солнечного берега и недвусмысленно уведомили о стоявшем перед ним выборе: отыскать пропавшего работника, либо покинуть службу. В течение пяти дней он обходил дубайские отели от высшего класса до тех, что не подходят ни под одну «звездную» категорию и, наконец, обнаружил строго засекреченного коллегу. Тот не перебежал к врагу и не выдал тайны кодов. Лежал пьяный, на толстом ковре в номере-люкс, распространяя острый запах рвоты и экскрементов.

Нынешняя ситуация была еще серьезнее, на кону стояли государственные интересы. В отсутствие Зайченко его номер в отеле обыскали, но ничего не нашли. Передвижения и контакты беглеца тщательно отслеживали ‒ он не арендовал банковский сейф, ни с кем не виделся. Ходил на пляж, в рестораны, словом, прожигал жизнь.

Зайченко не имел ни жены, ни любовницы, из близких родственников у него была только мать, отца давно не стало. Зоя Никитична, 52 лет, проживала в Москве и пламенно любила единственного отпрыска. Что удивительно, сын отвечал не менее сильным чувством. Проблема отцов и детей представлялась ему мало актуальной ‒ он твердо следовал советам мудреца Конфуция, призывавшего чтить родителей, и всегда консультировался с мамой. Это служило поводом для шуток среди соратников, которые не могли понять, почему, решая вопросы о смене жилья, покупке костюма или отпуске, Зайченко обязательно звонил в Москву маме.

Пускаясь в авантюру, обещавшую изменить всю его жизнь, послушный сын просто обязан был известить родительницу. Та могла знать, где спрятаны дискеты или, по крайней мере, подсказать, в каком направлении вести поиски. Из Шарджи Зайченко звонил матери по несколько раз в неделю, однако разговоры (которые тщательно прослушивались) шли об обыденных вещах: погода, здоровье, приветы знакомым.

Взвесив все «за» и «против», Ремезов понял, что нужно лететь в Москву.

Приехав, не мешкая, отправился к Зое Никитичне. Предварительно позвонил, представился сослуживцем ее сына, приехавшим в командировку. Чтобы мама не смогла поделиться приятной новостью с Володей, телефон в ее квартире на некоторое время вышел из строя, и починить его никак не удавалось. А про мобильные тогда и не знали ничего. Конечно, она могла пойти на Центральный телеграф, Главпочтамт, даже в районное отделение связи, не говоря уже о том, чтобы воспользоваться телефонными аппаратами знакомых. Но ей твердили, что связь вот-вот наладят, она ждала, и Ремезов был уверен, что 2-3 дня у него в запасе есть точно. О том, что в такой срок можно не уложиться, не хотелось даже думать.

Он оставил машину рядом со станцией метро «Красные ворота. Медленно шагая по старым московским переулкам, приблизился к серому дому на улице Чаплыгина, явно дореволюционной постройки. Завидное здание, странно, что у риэлторов до него не дошли руки. По виду, ремонт не делался, стекла в подъезде разбиты.

Ремезов вошел, шмыгнул носом – отчаянно воняло мочой и куревом; придирчиво оглядел двери старенького лифта (только застрять не хватало) и стал подниматься по ступенькам.

Зоя Никитична оказалась на удивление стройной, одетой аккуратно, почти элегантно. Фигура не раздавшаяся, грудь бесформенной назвать нельзя. Да и ноги хороши, таким даже мини-юбка впору (она носила разумное «миди»).

Радушно приняв скромного, немного застенчивого коллегу Володи, который привез ей в подарок от сына шелковый коврик ручной работы, Зоя Никитична пригласила его выпить чаю. Засуетилась, достала новую скатерть, выставила коробку конфет, пирожные. За хлопотами не забывала украдкой бросить взгляд на гостя, который чинно сидел на диване, разглядывая семейные фотографии. Что ни говори – приятный мужчина. Чувствовалась в нем мужицкая закваска, лицо грубоватое, но что-то в нем так располагает…