Королевы умирают стоя, или Комната с видом на огни - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты взрослеешь, Нюра, – сказал он однажды.
– А ты стареешь.
– Это жестоко.
– Знаешь, ты ведь меня тоже не жалеешь. Сказал бы хоть раз чтонибудь приятное.
– Например?
– Ну, что я красивая.
Он расхохотался и, прищурившись, внимательно оглядел ее с ног до головы:
– Местами.
– На себя посмотри.
– А что? Я, между прочим, трезво себя оцениваю и на комплименты не напрашиваюсь. А ты лучше в телевизор посмотри, вот та баба – это да! Это чтото такое… – Он даже нарочно облизнулся, чтобы Анну еще больше позлить. Но онато давно знала, что жена Ленского начинала манекенщицей и с тех пор, как она сбежала, он откровенных красоток просто не выносит.
В этот вечер они валялись на диване в гостиной перед огромным телевизором, пили пиво, закусывая его креветками, и смотрели музыкальный канал. Иногда Ленский позволял себе такую пошлость, как пиво, Анна же мечтала хоть немного поправиться, а после пива ей всегда хотелось есть. Так вот, они пили пиво, а на экране в это время резвилась крашенная под блондинку девица в красных кожаных шортах и туфлях на высоких шпильках. Камера все норовила залезть ей в трусы. Если бы Анну не повело слегка от пива, она бы, как всегда, смолчала. Всетаки она жила в доме Ленского и на деньги Ленского.
Но алкоголь сделал свое злое дело. Анна ткнула пальцем в направлении экрана и завопила:
– Да ты на нее посмотри!
– А что? Красивая девка.
– У нее же голоса нет!
– Зато фигура шикарная, и музыка ничего, заводная.
– Какая?
– Ритмичная.
– Ага, треньбрень. А слова?
– При чем тут слова?
– Да там даже рифмы нет!
– А зачем рифма? Это же песня!
– Это мерзость, а не песня.
– Да ты и так не можешь. Критиковать легче всего, поэтому критиков всегда больше, чем исполнителей.
– Что? Да я таких песенок могу наклепать сколько угодно!
– Ты что, музыке училась?
– Этой музыке и учиться не надо. Да, я не знаю нот, но зато я ее слышу, она уже во мне, и слова во мне. И зря я сказала, что могу наклепать сколько угодно таких песенок. Мои были бы лучше. По крайней мере, там были бы рифма и смысл, и в трусах я бы не стала прыгать, чтобы никто не заметил отсутствия у меня голоса и слуха.
– Ладно, я деловой человек и не люблю понапрасну сотрясать воздух. А тебя надо хоть разок проучить.
Анна пришла в ужас: да он абсолютно трезв и нисколько не шутит! А Ленский довольно жестко сказал:
– Чтобы доказать свою правоту и твою глупость, я готов на некоторое время арендовать тебе студию. Нанять композитора, который запишет чушь, которая в тебе якобы звучит. Ты меня слушаешь? Затем нанять клипмейкера, который сделает так, как ты захочешь. Потом я заплачу за то, чтобы твой ролик появился разок на этом же канале, и буду громко смеяться. Если ты действительно умная баба, то посмеешься вместе со мной.
Тут Анна еще больше испугалась. Ласковой кошечкой прижалась к его плечу:
– Ладно, я погорячилась, пива перепила, прости. Это же какие деньги! Зачем столько тратить для того, чтобы доказать, что я не права?
– Ну уж нет, радость моя. Чтобы эти глупые споры об искусстве больше не повторялись, давай раз и навсегда поставим точку. Я хочу оплатить свой покой, а это – самое дорогое, что у меня есть. Денег мне для покоя не жалко. Приступишь завтра же.
– Дима!
– Все. Будет так. Не забывай, что ты живешь на мои деньги. И я твой хозяин.
Анна сжалась в комок. «Попала, ну попала! За язык меня тянули, что ли? Как хоть это делается? Ладно, утро вечера мудренее, может, чтонибудь придумаю, да и Димка оттает и простит».
В постели она попыталась к нему подлизаться, была особенно нежной и старательной. Ленский же ее ласки принял с откровенным удовольствием, а под конец сказал:
– Если ты думаешь, что мое решение можно переменить с помощью таких дешевых штучек, ты еще плохо меня знаешь, девочка.
«Чтоб ты сдох! – мысленно выругалась Анна. – Мог бы сказать это и до того, как я стала изображать дикую страсть! Нет, всетаки вредный он мужик! И почему я терплю его издевательства?»
И она уснула, боясь даже подумать о том, что будет завтра.
Проснувшись на следующее утро, она сладко потянулась, перевернулась на другой бок и, вдруг вспомнив события вчерашнего вечера, резко выпрямилась и села в постели. Голова слегка гудела. Ленского не было, но на тумбочке, стоящей рядом с кроватью, лежала записка.
«Это чтото новенькое! Сроду мне Дима посланий не оставлял, а тут вдруг расщедрился! Нука, нука! Что это за записка? Сейчас мы оценим его неповторимый стиль».
На клочке бумаги кривыми буквами было написано одно только слово: «Приступай».
Анна даже передернулась от злости. С такой фамилией мог бы попробовать написать хотя бы одно распространенное предложение! Она уже поняла, что, назвавшись груздем, придется полезать куда сама напросилась. Она не спеша встала, приняла душ, долго завтракала и вообще всячески оттягивала неприятный момент. Но потом поняла, что вечером Ленский первым делом потребует у нее отчета о прошедшем дне. И это впервые за все время их совместной жизни!
«Подумаешь, премудрость, написать песню! Начнем, пожалуй, с текста».
Опять была осень, видимо, Анне везло на резкие перемены в жизни именно в эту пору года. За окном вовсю лупил дождь, было ветрено и хмуро. Анна пододвинула к себе листок бумаги и попыталась прислушаться к своим чувствам.
«Нус, осень так осень, чем она плоха? «Унылая пора, очей очарованье…» Нет, это уже было. Как бы половчее переврать, чтобы не обвинили в плагиате?»
Примерно через час у нее родилось следующее:
По улице похожей
Все так же шел прохожий,
И тот же серый дождик
Сползал на тротуар,
Все это было раньше,
Все это было раньше,
И этот милый мальчик,
И этот синий шар.
И еще восемь строчек в том же духе. Анна перечитала, пожала плечами: ну, рифма есть, это точно. И «свежая» идея налицо: все в этой жизни повторяется, и вообще она – только бег по кругу. С музыкой же не так просто, нот она не знает, в музыкальной школе не училась. Анна начала чтото мурлыкать, пытаясь эти шестнадцать строчек не прочитать, а спеть. И вроде дело пошло.
Кончилось тем, что когда вечером приехал Ленский, Анна уже успокоилась: она была готова к встрече с профессионалами.
– Ну, как наши успехи? – первым делом спросил Ленский.
– Ты еще не передумал потратить на это большие деньги?