Критика евангельской истории Синоптиков и Иоанна. Том 1-3 - Бруно Бауэр

трех пророчеств, мы сразу же обнаружим их происхождение и происхождение их окружения, а также получим возможность ответить на некоторые из важнейших вопросов критики, если эти жалкие вопросы еще можно назвать важными, так как их решение выдает всю их убогость.

2. Положение трех пророчеств в сочинении Марка.

Каждый раз эти три пророчества в письме Марка имеют внутреннюю связь с предыдущим, каждый раз за ними следует событие, которое контрастирует с ними, дает Иисусу повод для обличения, после чего Иисус снова имеет повод наставлять своих в более общей форме.

а) Первое пророчество.

Петр признал Иисуса Мессией, но теперь Господь, чтобы показать ученикам темную сторону мессианского образа, объявляет, что Он должен пострадать, и после того, как таким образом был выдвинут внутренний контраст мессианского идеала, следует другой контраст, который формируется эгоистическим чувством мира. На этот раз Петр должен представлять это чувство, Господь укоряет его сатаной за то, что он имеет в виду не божественное, а человеческое, и затем Иисус наставляет толпу и учеников в более общем смысле о долге самоотречения.

Кто хочет идти за Ним, тот должен отвергнуться себя и взять крест свой. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня и ради Евангелия, — что два других опускают, — тот сбережет ее. Что пользы человеку, если он приобретет весь мир, а души своей лишится? Или что может дать человек, чтобы выкупить душу свою? Ибо кто постыдится Меня и Моих слов, — здесь упоминание Евангелия оригинально и необходимо, — в роде сем прелюбодейном, тот постыдится и Сына Человеческого, когда Он придет во славе Отца Своего со святыми Ангелами.

Обратите внимание не только на положение и расположение контрастных элементов, но и на их размах и распространение. Историческое повествование тесновато, нервно, контрасты не слишком разбросаны, но все равномерно проработаны, а заключительная речь, как бы проповедь на предшествующую тему или мораль повествования, не слишком растянута.

б) Второе пророчество.

Второе пророчество составляет внутренний контраст или дополнение к Преображению, а внешний контраст к образу страдающего Мессии должен исходить из эгоистичного спора между учениками о том, кто из них больше. Иисус упрекает этих детей, которые, кажется, всегда хотят оставаться детьми, и — если эти глупцы принадлежат Марку — получает возможность благодаря замечанию Иоанна рассказать дальше о своих обязанностях.

в) Третье пророчество.

Иисус напрасно просил богача отречься от своего имущества, последовать за ним и взять крест. Мессия, напротив, заявляет, что идет навстречу ожидающим Его страданиям, но в то же время должен отвергнуть бессмысленные претензии двух учеников, которые просят, чтобы следующие язвы перешли на Его сторону. Не успел он это сделать, как остальные ученики, ропщущие на дерзость этих двоих, дают ему возможность вновь заговорить о долге самоотречения, который должен исполнять каждый из его последователей.

И так везде: та же структура, те же отношения группировки, те же контрасты, даже те же мысли и даже те же обороты речи, переходы, конструкции и слова!

Как прекрасно, скажет, наверное, богослов, когда он будет вынужден обратить внимание на расположение докладов и увидеть в первую очередь, как прекрасно, как чудесно! Мы уже можем сказать: какая бедность и скудость изобретений!

Но, добавим мы, в Марке мы находим эти два оборота речи всегда чисто выполненными, группировку — правильно организованной, контрасты — в правильной пропорции и в соответствующем напряжении. Ничего подобного мы не находим у Матфея и Луки, поскольку они уже не знали тенденции и внутреннего контекста этих отрывков в Евангелии.

3. Положение трех пророчеств в писании Луки.

Уже было замечено, что Лука сделал свое повествование безотносительным, когда после первого пророчества опустил диалог между Петром и Иисусом. То, что он вообще придал первым двум пророчествам ложное положение, когда он знает, что между ними и сообщением о том, что Иисус действительно всерьез собирался идти в Иерусалим, не нуждается в повторном упоминании. Второе пророчество он приводит в соседстве с теми же элементами, в которых он нашел его у Марка. Третье также следует у него после сообщения о богаче, но за ним не следует просьба Зеведеев — ибо он считал, как мы увидим далее, что сведения Марка, которые он находит вслед за этим третьим пророчеством, можно было бы лучше использовать в другом месте.

Ясно, что если он дважды опустил необходимую часть первоначального рассказа, то он уже не знал его тенденции, а если он передает второе пророчество с его первоначальной обстановкой, то он действовал только как простой переписчик.

Вместо этого он придал своему рефрену другое направление, направление, прямо относящееся к интеллекту учеников, в то время как Марк в своих пластических контрастах лишь представляет дело таким образом, что ученики еще не были способны к самоотречению, которого требовал от них Иисус и которое он сам собирался осуществить в высшей степени.

После исцеления одержимого, которое следует за Преображением, Марк не дает никакой заключительной формулы, чтобы сообщить нам о том, какое впечатление произвело это чудо на людей; мы уже достаточно ознакомились с его манерой, чтобы понять, почему: он действительно хочет, чтобы последующие события, которые составляют контраст с предыдущими, следовали именно как контрасты. Иисус исцеляет одержимого, возвращается домой с учениками, те спрашивают его, почему они не смогли изгнать бесовского духа, Иисус объясняет им: «И, отправившись, они проходили Галилею, а он не хотел дать о себе знать». Ибо теперь мы узнаем, почему Он хотел путешествовать инкогнито — Он учил учеников, что время страданий не за горами». Верно! Таким образом, мысль о страданиях четко контрастирует с тем, что было до этого, даже с Преображением. Не успел Иисус прибыть в Капернаум, как развивается другой контраст: Иисус спрашивает учеников, какая ссора произошла с ними в пути, и теперь вынужден наказать их за ревность о первенстве.

Лука завершает повествование, когда сразу же, после выздоровления бесноватого, замечает, что все были поражены, то есть и толпа, присутствовавшая у подножия горы. Теперь напряжение между словом «страдание» и словом «преображение» не только снято, но и, как продолжает Лука, снято:

«Но так как все удивлялись всему, что делал Иисус», и если теперь мы должны думать, что Иисус, который теперь хочет рассказать о своих страданиях, находится наедине со своими учениками, то мы теряем всякий смысл слышать и видеть. Неужели он не мог найти другую формулу, чтобы выделить учеников из всех тех, кто просто удивлялся величию Бога?