Горбачев. Его жизнь и время - Уильям Таубман

После встречи 9–10 февраля Бейкер остался в смешанных чувствах. С одной стороны, Горбачева как будто бы “вдохновляли успехи”: благодаря ему в стране вскоре появится президентский пост, а КПСС потеряет монополию на власть. С другой стороны, казалось, что оно просто не осознавал, что “СССР теряет статус великой державы”[1877]. Шеварднадзе предупреждал Бейкера, что шансы Горбачева остаться у власти невелики, хотя публично об этом никто не заявлял. Данный комментарий помогает понять, почему утром 9 февраля Горбачев был довольно мрачен, садясь за длинный, вычурно украшенный стол в Екатерининском зале Кремля вместе с Шеварднадзе и Бейкером. Присутствовавший на встрече, но неназванный человек скажет затем двум журналистам, что Горбачев “не пересыпал речь шутками, как обычно” и “выглядел изнуренным после недельных баталий”[1878].

Бейкер и Горбачев согласились, что в переговорах по германскому вопросу и НАТО должны участвовать обе Германии и четыре оккупационные державы. Москва хотела закрепить схему “четыре плюс два”, но Вашингтон предпочитал говорить о варианте “два плюс четыре”, желая подчеркнуть роль Германии в выборе своего будущего, и Горбачев уступил. Бейкер помнит, что “получил его согласие быстро и легко”[1879].

В марте и апреле движение за объединение Германии набрало максимальные обороты. 18 марта в ГДР прошли первые свободные выборы, и неожиданно для всех подавляющее большинство немцев проголосовало за Христианско-демократический союз, который настаивал на скорейшем воссоединении страны, в противовес социал-демократам, выступавшим за более длительный путь к единству. Тем временем Горбачев заявил о своем несогласии с членством Германии в НАТО ряду иностранных лидеров. 28 февраля его “нет” прозвучало на встрече с главой ГДР Модровом. В тот же день он общался с Бушем и сказал, что в случае вступления Германии в НАТО будет нарушен баланс сил. “Неприемлемо включение будущей Германии в НАТО, какие бы оговорки при этом ни делались”, – сказал Горбачев правительственной делегации ГДР 6 марта. 14 апреля он также говорил о нарушении силового равновесия в Европе папе римскому. 17 апреля советский лидер предупредил министра иностранных дел Италии Де Микелиса, что СССР может прекратить венские переговоры по сокращению обычных вооружений, чему Москва придает большое значение, “если НАТО не хочет считаться с интересами нашей безопасности”[1880].

Допустим, полноценное членство Германии в НАТО невозможно. Альтернативные решения (ограниченное членство по французской модели или присутствие советских войск в Германии) устраивали Советский Союз, но были не по душе Западу. Однако Горбачев даже не рассматривал эти два варианта, а продолжал строить воздушные замки и хотел, чтобы либо новая Германия подписала Варшавский договор и, возможно, одновременно с этим вступила в НАТО (по его словам, лучше иметь два якоря, чем один), либо к альянсу присоединился Советский Союз[1881]. Быть может, Горбачев был настолько поглощен внутренними проблемами, что не мог сфокусироваться на международной политике? Или он начал допускать идею присутствия Германии в НАТО, надеясь на ее помощь в решении советских задач, хотя и не говорил об этом ни миру, ни своей команде?

В середине мая советник канцлера Коля Хорст Тельчик встретился с Горбачевым в Москве, и президент не отрицал возможность вступления Германии в НАТО, отдельно отметив гибкость своей позиции по этому вопросу. Он также заявил Тельчику и двум представителям “Дойче банка”, что перестройке “нужен кислород, чтобы пережить два-три года”, имея в виду кредиты на сумму 15–20 миллиардов рублей[1882]. 18 мая в телефонной беседе с Бейкером Горбачев сказал, что 20 миллиардов долларов в кредитах – не такая большая сумма для мощной американской экономики. Бейкер возразил, что конгресс откажется передать доллары своих налогоплательщиков правительству, которое поддерживает Кубу. Горбачев ответил колкостью и признался, что ведет ожесточенную борьбу со своими противниками в СССР, которые обвиняют его в потакании Западу, поэтому Союз имеет право надеяться, что США не будут ждать, пока плод сам упадет в их корзину.

Основной целью визита Бейкера было представление девяти “гарантий” того, что НАТО останется безопасным для СССР, даже если к альянсу присоединится объединенная Германия. Среди его обещаний были следующие: НАТО станет в большей степени политической организацией, нежели военной; Германия откажется от ядерного, химического и биологического оружия; советские войска смогут задержаться на территории Восточной Германии “на определенный срок”, в то время как войска НАТО введены не будут; ускорятся переговоры по сокращению обычных вооружений, и будет начато обсуждение сокращения тактического ядерного оружия; фундаментом новой Европы станет организация “Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе” (СБСЕ), в которую войдут все европейские государства и США и которая, по мнению Горбачева, со временем заменит НАТО. Америка также была готова учесть просьбы Горбачева о кредитовании Союза и обещала, что при объединении Германии “будут приняты во внимание экономические интересы СССР”[1883].

Впоследствии на вопрос, почему Горбачев одобрил полное членство Германии в НАТО, Черняев ответит коротко: “Девять пунктов Бейкера”[1884]. Однако даже неподкованный в дипломатии человек мог понять, что американские “уступки” были сформулированы расплывчато и имели частичное или ограниченное действие. Возможно, большее влияние на Горбачева оказала встреча с Миттераном, прилетевшим в Москву 25 мая. По выражению одного французского историка, президент был “жёсток”. Он заявил, что горбачевская идея о присоединении Германии к блоку Варшавского договора – “политическая фантазия”, а двойное членство Германии назвал абсурдом. Невоенное вступление в НАТО (по французскому образцу) Миттеран также не поддержал. “Я не понимаю, как мы можем запретить объединенной Германии выбирать своих союзников, о чем мы договорились в Хельсинки”, – заключил французский президент[1885]. Миттеран дал понять, что Франция не поможет Союзу найти альтернативу вступлению Германии в НАТО, и тем самым отнял у Горбачева последнюю надежду.