Спящие красавицы - Оуэн Кинг

Лила подняла руки.

— Леди, леди!

— Я не леди, — проворчала бывшая заключенная по имени Фрейда Элкинс. — Говорите за себя, шериф.

— Я не могу сказать, кто мертв, — возобновила свой рассказ Микаэла, — потому что большую часть сражения я провела в тюремной библиотеке. Я знаю, что Гарт Фликингер мертв, и… — Она собиралась упомянуть Бэрри Холдена, затем увидела его жену и оставшихся дочерей, ожидавших, что она скажет, и не решилась — … и это все, что я знаю. Но я могу сказать вам, что все дети и младенцы в Дулинге в полном порядке. — Молясь всем сердцем, чтобы это было так.

Зрители разразились аплодисментами. Когда Микаэла закончила, Дженис Коутс заняла ее место и объяснила, что всем будет предоставлена возможность озвучить свой выбор.

— Что касается меня, — сказала она, — я голосую, с некоторым сожалением, за то, чтобы вернуться. Это место гораздо лучше, чем то, которое мы покинули, и я верю, что совершенству нет предела. Без мужчин мы принимаем справедливые решения, без излишней суеты. Мы без ссор обмениваемся ресурсами. Насилия среди членов нашей общины практически нет. Женщины раздражали меня всю мою жизнь, но в них нет ничего от мужчин. — Ее личные рассуждения о том, что ее собственный муж, бедный Арчи, отошедший на небеса в результате того утреннего инфаркта, был справедливым и здравомыслящим человеком, она не повторила. Суть была не в этом. Суть была в том, что дело теперь у них было общее. Личное стало историей.

Если когда-то Дженис и была слегка худой, то теперь она просто истлела до костей. Ее белые тонкие волосы ручейками спадали по спине. Погруженные в глазницы, ее глаза сияли далеким блеском. Внешний вид матери поразил Микаэлу; ее мать, независимо от того, как прямо она стояла или как ясно она говорила, была больна. Тебе срочно нужно к врачу, мама.

— Однако, — продолжила Дженис, — я в долгу перед доктором Норкроссом, и предпочитаю вернуться. Он рисковал своей жизнью, а остальные защитники рисковали своими, за всех женщин в тюрьме, сомневаюсь, что многие на земле так бы поступили. В связи с этим я хочу сообщить вам, женщины, которые были заключенными в тюрьме, что приложу все усилия, чтобы ваши приговоры были отменены или, по крайней мере, сокращены. А если вы захотите свалить подальше, я сообщу властям в Чарльстоне и Уиллинге, что вы были убиты при нападении.

Бывшие заключенные вышли вперед, все вместе. Их было гораздо меньше, чем утром. Китти Макдэвид, среди прочих, бесследно исчезла (оставив за собой небольшую стайку мотыльков). Не было сомнений в том, что это могло значить — эти женщины умерли в обоих мирах. Мужчины их убили.

И все же все заключенные проголосовали за то, чтобы вернуться. Это, возможно, удивило бы мужчин, но это не удивило начальника тюрьмы Дженис Коутс, которая знала очевидный статистический факт: когда женщины бежали из тюрьмы, большинство из них ловили практически сразу, потому что они не валили подальше, как обычно это делают мужчины. Женщины возвращались домой. На первом плане у бывших заключенных, выступавших на этом последнем собрании, были дети-мальчишки в том, другом мире.

Например, Селия Фрод: Селия сказала, что мальчикам Нелл понадобится нянька, и даже если ей придется вернуться под стражу, она сможет рассчитывать на сестру Нелл, которая может за ними присмотреть.

— Но от сестры Нелл не будет ведь никакого толка, если она будет спать?

Клаудия Стефенсон заговорила так тихо, что толпа призвала ее повторить.

— Я не хочу кого-то держать, — повторила она. — Я соглашусь с большинством.

Члены Первого Четвергового тоже проголосовали за возвращение.

— Здесь лучше, — сказала Гейл, говоря за всех, — Дженис права. Но на самом деле это не Наше Место. Наше место не здесь. И кто знает, может быть, все, что произошло там, сделает это место лучше.

Микаэла подумала, что она, вероятно, права, но, возможно, только в краткосрочной перспективе. Мужчины достаточно часто обещали никогда не поднимать руку на своих жен или детей, и даже клялись в этом, но держали свои обещания лишь месяц или два, а то и меньше. Ярость снова обрушилась, как рецидив малярии. С чего бы все могло стать иначе?

Резкие, прохладные порывы ветра пронеслись по высокой траве. V-образные стаи гусей, возвращаясь с необитаемого юга, пересекли синюю высь над толпой.

Такое чувство, что мы на похоронах, подумала Мэри Пак. Это было трудно отрицать — как саму смерть — недостаточное, чтобы ослепить, но вполне достаточное, чтобы пройти через пальто и свитер и прогнать мурашки по коже.

Когда настала ее очередь, она сказала:

— Я хочу узнать, каково это — по-настоящему влюбиться в мальчика. — Это признание, несомненно, растопило бы сердце Джареда Норкросса, если бы он здесь присутствовал. — Я знаю, что в том мире мужчиной быть легче, и это паршиво, и это угнетает, но я хочу получить шанс на обычную жизнь, которую я себе представляла, и, может быть, это эгоистично, но ведь это то, чего я хочу? Возможно, я даже захочу иметь ребенка. И… это все, что я хотела вам сказать. — Эти последние слова перешли в рыдания, и Мэри ушла, отмахиваясь от женщин, которые пытались ее утешить.

Магда Дубчек сказала, что, конечно, ей придется вернуться.

— Я нужна Антону.

Ее улыбка была ужасна в своей невинности. Эви увидела эту улыбку, и ее сердце разбилось.

(С расстояния в нескольких ярдах, почесываясь спиной об дуб, лиса смотрела на голубое покрывало Энди Джонса, лежавшего на заднем сидении гольф-кара. Ребенок крепко спал, никем не охраняемый. Вот она, заветная мечта. Забудь про курицу, забудь всю чертову курятину, забудь все курятники, которые когда-либо были. Самый лакомый из всех кусочков — человеческое дитя. Она осмелится? Увы, она этого не сделала. Она могла только фантазировать — но, ох, какая же это была яркая фантазия! Розовая и ароматная плоть, чисто масло!)

Одна женщина рассказала о своем муже. Он был отличным парнем, он действительно, действительно им был, взял вину на себя и теперь тянул срок, и все такое. Другая женщина рассказала о своем партнере по написанию песен. Они организовывали пикники, и когда работали сообща, все было просто отлично. Он был словами, она была музыкой.

Некоторые просто скучали по дому.

Кэрол Лейтон, преподаватель обществоведения в старшей школе, сказала, что хочет съесть Кит-кат,[387] которые ей не приедаются, сесть на свой диван, смотреть фильмы по Нетфликс и гладить кота.

— Мой опыт с мужчинами был на сто процентов паршивым, но я не создана для начала нового мира. Может я трусиха, но я не могу притворяться. — Она была не одинока в своем желании вернуть обычные блага цивилизации, оставшиеся по ту сторону.

Но в основном, причиной, которая тянула их обратно, были сыновья. Новое начало для каждой женщины в этом мире было прощанием навсегда со своими драгоценными сыновьями, и они не могли этого вынести. Это разрывало сердце Эви на части. Сыновья убивали сыновей. Сыновья убивали дочерей. Сыновья оставляли оружие там, где другие сыновья могли найти его и случайно подстрелить себя или своих сестер. Сыновья сжигали леса, и сыновья сбрасывали химикаты в землю, как только инспекторы Агенства по охране окружающей среды уходили. Сыновья не звонили в дни рождения. Сыновья не любили делиться. Сыновья били детей, душили подружек. Сыновья узнавали, что они выросли, уходили, и никогда больше не возвращались. Сыновьям было наплевать на близких, они бросали своих сыновей или дочерей, когда по их словам, им надо было бежать в офис.