Второй шанс для двоих - Игорь Гребенчиков

Смотрю, а это как раз-таки спартаковский значок. Золотистый, с фирменным ромбиком, и надписью «Чемпион СССР 1987».

— Спасибо, — смущенно протягиваю я.

Ладно, меня вся эта отзывчивость начинает нехило так настораживать. Я даже рад, что в компании этих людей присутствуют те двое персонажей. А то совсем уж какая-то странная история получается.

Хотя, может для этого мира такое поведение как раз-таки нормальное и это со мной что-то не так? В «Совенке» к нам, двум каким-то совершенно левым парням, тоже всегда проявляли дружелюбие. Или это даже не особенность сугубо этого мира, а в нашем Союзе было точно так же? Все всегда говорили разные вещи. Мои родители Союз не боготворят, разумеется, но вспоминают с теплотой, как о чем-то добром и светлом. Не раз встречались и такие, которые иначе как об «Империи Зла» об этой стране не отзывались.

Истина, как кажется лично мне, она где-то посередине. Сочетающая в себе и солнечную страну детства, и социальное государство, и идеологическую машину. Вопрос лишь в том, на какой из сторон повезло или не очень концентрировать внимание лично тебе.

Константин забрался на водительское сидение, чего-то там понажимал и пару раз посигналил, давая понять, что пора уже рассаживаться по местам. Дважды повторять не было нужды никому — райцентр, что не казалось чем-то удивительным, задолбал каждого. Поочередно, все пионеры «Волчонка» загрузились в порядке живой очереди. По парам расселись уже непосредственно внутри.

— Вместе сядем? — спрашиваю у Алисы.

Девушка кидает мимолетный взгляд на почти незаметно подмигнувшую Аленку.

— Пока я не передумала, — фыркает рыжая, но уголки губ так и подрагивают в улыбке. А большего мне и не надо.

Когда я заходил внутрь салона, то по телу пробежал легкий холодок. Не то, чтобы я боялся того, что меня сейчас может выкинуть назад, но толика доверия к такой совершенно обыденной вещи, как автобус, у меня определенно пропала.

Свободные для нас кресла вожатый обозначил почти что в самом хвосте. Да и пофиг, камчатка, так камчатка, так даже лучше получается. Как ни крути, но со своими-то дорога всяко должна веселее пройти. А то о чем бы я разговаривал с той же Светой Ларионовой? Или Витей? С Серегой мог бы потрепаться за ветеринарию, но не два же гребаных часа?

— Ну вот, Макс, а ты боялся, — довольно улыбнулась севшая чуть впереди от нас Аленка, когда машина тронулась, потихоньку оставляя за собой райцентр. — Видишь, как все получилось? Что-то мне подсказывает, что на игру мы точно не опоздаем.

— Повезло, — зевнул я. Что-то меня все это дико утомило. А кресло такое мягкое…

Так, стоп, засыпать мне почему-то кажется не лучшей идеей. Бог его знает, что мироздание еще удумает. Вдруг нашим побегом мы нарушили какие-то лагерные законы, и теперь меня за это ждет суровое наказание? Но ведь так рубит, зараза…

На мое плечо упало что-то увесистое, чуть отогнав сон. Голова Алисы, украшенная довольно улыбающимся личиком.

— Все, друг мой, не шевелись, а то по мордам заеду, — зевнула уже та.

Я хмыкаю, наощупь нахожу ее маленькую ладонь, которую та охотно сжимает в ответ, и просто начинаю пялиться в окно, на вполне себе типовой и однообразный придорожный пейзаж, свободной рукой вертя Улькин подарок. Может, хоть такое действие не даст мне вырубиться. Я не очень-то сейчас этого хочу, откровенно говоря.

Смотрю, а Алиса уже задремала. Ну все, теперь точно не пошевелюсь до приезда. Подумаешь, плечо затечет. Эка невидаль, бывало и похуже.

Елы-палы… А ведь так-то чем ближе мы к «Совенку», тем ближе неминуемый и, что-то мне подсказывало, что весьма суровый нагоняй от Панамки. Да, можно продолжать делать лицо кирпичом и прикидываться человеком без нервов, но стратегия весьма сомнительна. Пусть даже Константин Геннадьевич и обещал что-то, да придумать, но даже при всей позитивности этого человека, в случаи Ольги о стопроцентном доверии, сами понимаете, речи не шло.

— Ален! — шикаю я. — Ален!

— Чего? — вяло отзывается та.

— Чевочка с хвостиком! Чего по приезду-то делать будем?

— Да забей ты, — машет рукой девушка. — Константин Геннадьевич же сказал, что все уладит. В худшем случае — с папой свяжусь, он поговорит… Правда, тебе через три года на мне жениться придется…

Ну зашибись теперь. При такой постановочке вопроса я уж лучше нытье Дмитриевны послушаю.

Хотя, в самом деле, чего я волнуюсь? Пионер вон, сколько лет уже всякую херню творит — и ничего. А чем мы хуже? Невинный побег из лагеря всяко лучше массовых убийств. Тут я уж почти уверен, пусть Панамка так на первых парах считать явно не будет.

Пионеры «Волчонка» вовсю переговариваются каждый о своем. Я не стараюсь их слушать, нахожусь в своей внезапной меланхолии. Поняв, что на меня никто не смотрит, Аленка клюет носом, а рыжуля по-прежнему спит у меня на плече, убираю спартаковский значок и достаю аккуратно телефон. Зачем-то решил полистать фотографии. В памяти только за последний год. У меня традиция закрепилась — каждый вечер первого января скидываю все фотографии и видео за прошедший год в отдельную папку. Такой вот календарь своеобразный получается.

Начало года — несколько фотографий из какого-то бара в центре Москвы. На некоторых примелькается девушка, чье имя я сейчас не вспомню даже при очень большом желании. Аэропорт Внуково, лечу в Мексику в отпуск. Чичен-Ица, пирамиды Теотиуакан, Медный каньон… Работа, работа, работа… Водка на этикетке которой изображен Григорий Лепс и название лаконичное — «Рюмка водки». Подарок от Кристины на 23 февраля — ночник с изображением Датча. Опять фотографии с работы, какие-то мои кулинарные изыски, поездка на оленью ферму, поездка в Казань на какой-то там семинар. Выезд на природу на майские праздники с коллегами…

Почему-то становится тяжко на все это смотреть. Не знаю, я ведь, по сути, все это время был один. Добровольно. И тогда не видел в этом ничего такого, наоборот даже, нравилось, выпячивал это всячески. А теперь, когда мне постоянно в нос лезут рыжие волосики — как-то грустно. Вздыхаю и убираю телефон обратно. Ну его нафиг, а то так сейчас совсем доведу себя.

— Привет, — слышу у себя над ухом.

Смотрю — Витя. Присаживается на свободное сиденье напротив Алены. И смотрит на меня внимательно, оценивающе.

— Привет, — говорю.

— Серега там опять в пух и прах с Ларионовой разругался, — хмыкает. — У меня уже уши вянут их слушать. Посижу тут, ничего?

— Ваш автобус, я тут права голоса не имею, — жму плечами.

— Ой, да перестань, — Витя скривился, будто