Открытие себя - Владимир Савченко

Брак Мишуня держит в той самой коробке, только матрицы его покрупнее, шины пошире и сверх никеля на них тонкий налет меди – для красы? Не важно. Выбираю с согласия Полугоршкова пару ему ненужных, отрезаю от одной полоску.

– Алла, где у нас резиновые перчатки?

Неторопливо прекращает работу, медленно-медленно подходит к настенному шкафчику, достает перчатки, медленно-медленно приносит, очень выразительно кладет передо мной. Удаляется. (Ага, стало быть, здесь тоже произошел прискорбный обмен репликами – «Про любовь читаешь?» и насчет семечек; и она, золотце, теперь на меня сердита. Переживу.)

Несу все к станку. Усаживаюсь, устраиваю полоску на нижнем электроде. Натягиваю на левую руку желтую медицинскую перчатку. Ну… за битого двух небитых дают. (За битого электрическим током лично я давал бы трех небитых.) Подвожу верхний штырь до касания с шинкой. Жму педаль. Тело хранит память об ударе, хочется отдернуть руку. Дожимаю – контакт! Неудачно: хлопнула искра, разворотила пленку металла.

Второй столбик. Контакт! Гуднул трансформатор станка – значит импульс прошел. Следующий столбик… хруп! Следующий импульс прошел! Следующий – искра. Следующий… хруп! Соседний – импульс. Сле… больше нет, полоска вся. А я только почувствовал азарт.

Ну-с, посмотрим на осциллографе, что получилось. Если идея верна, то в пяти столбиках линия-характеристика на экране должна изломиться прямым углом – стать диодной. Ну, может, не во всех пяти, в двух-трех… хоть в одном. Что-то же должно быть, раз проходил импульс!

Трогаю щупами концы шин: зеленая горизонталь на экране осциллографа почти не меняется, только в середине возникает едва заметная ступенька. Так и должно быть, когда оба встречных барьера проводимостей в столбике полупроводника целы. Значит, они целы?.. Касаюсь щупом соседней шинки… третьей… четвертой… пятой – картина та же.

Вот и все. А жаль, красивая была идея. Но почему ничего не изменилось, ведь импульс тока проходил через столбики? А не все ли равно, зачем эти академические вопросы! Не получилось. Пусто у меня сейчас на душе.

…Я был целиком поглощен опытом – а теперь спохватываюсь: нашел чему огорчаться, надвариантник, радоваться должен, что легко отделался, а то идейка еще долго бы манила-томила-морочила – то получится, то нет. Завяз бы по уши в такой малости. А теперь я перед этим вариантом чист.

Выключаю станок, поднимаюсь, иду в коридор, а оттуда – в соседнюю комнату. Сейчас здесь в основном хозяйство Кепкина: вся середина (где в Нуле помост, кресло и электродные тележки) занята громоздким сооружением – вздыбленные панели со схемами, многими лампами и электронно-лучевыми трубками, каре-белых электролитических конденсаторов; все переплетено, связано пучками разноцветных проводов. Живописное зрелище. Гера с помощником Ваней Голышевым хлопочут около своего детища, макета электронно-лучевой установки для управления микротехнологией.

В дальнем углу (где в Нуле тумбы «мигалки» эмоциотрона) за своим столом в окружении приборов сидит, пригорюнясь, Тюрин.

Кепкин выглядывает из-за панели, говорит неприветливо:

– Чего прлиперлся?

Он опутан проводами настолько, что кажется частью схемы. Гера озабочен и опасается, что я его подначу насчет жены. Но мне не до того.

…Ну же?! Здесь и сейчас находится не это, а лаборатория вариаисследования. И вот он я – оттуда, отрешен и не связан, мне надо вернуться. Ну!!!

Дудки. Все есть, все здесь – и дальше, чем в тысячах километров. Мало стремления, мало пространственного совпадения – надо, чтобы пришла полоса. Чтобы великий принцип наименьшего действия (наибольшего сходства) взял за ручку или за шиворот – когда как – и провел по ней. Удаляюсь несолоно хлебавши.

– Ты чего прлиходил-то? – спрашивает в спину Кепкин.

– А!.. – Закрываю дверь (над которой здесь нет надписи «Не входить! Идет эксперимент» – при этих опытах входить можно), возвращаюсь в свою комнату, научно-исследовательский вариант «М-00».

Все на местах: Мишуня, Алла, Убыйбатько и даже Сашка за своим столом склонился над розовым бланком командировочного отчета. Но звенит звонок в коридоре – перерыв. Мы со Стрижом направляемся на соседний базарчик пить молоко.

Когда я возвращаюсь, за моим столиком сидит русоволосая женщина в светлом летнем пальто. Около нее Алла. Обе негромко и серьезно судачат о дамских делах.

– Приве-ет! – протяжно и с каким-то свойским удивлением восклицает женщина при виде меня… А у меня так даже все холодеет внутри. Это Лида, беременная Лидия Вячеславовна Стадник, в замужестве… кто? Вот то-то – кто? Она уже месяц в декрете, сегодня разговор о ней и не зашел, я сам не догадался уточнить. А теперь вспоминаю, что этой ночью в одном из переходных вариантов она меня разбудила, потому что ее беспокоили толчки в животе. Гм?

– Привет, – самоотверженно подхожу, жму теплую, чуть влажную руку. – Ты чего пыльник не скинешь? У нас не холодно.

Она переглядывается со Смирновой.

– Любишь ты задавать неделикатные вопросы, Алеша.

Ах да, стесняется своего живота. Мне неловко… Если она ныне Самойленко, зачем я подал руку? Надо было чмокнуть в щечку. Чмокнуть сейчас? Нет, момент упущен. Может, мы с ней поругались и живем врозь? Мы часто ругаемся… А может, она все-таки Музыка? Из-за этих больших скачков по вариантам у меня скоро шарики за ролики зайдут.

Самое интимное – самое всеобщее. Один из примеров человеческого заблуждения.

– Ну… как жизнь? – задаю глупый вопрос.

– Ничего, – получаю такой же ответ. – А у тебя?

Алка отходит. Почему? Не хочет мешать примирению?

– Бьет ключом.

– По голове?

– И по иным местам, куда придется.

– Все, значит, по-прежнему? – (Нет, наверное, все-таки не жена.)

– Ага.

– И воротник у тебя, как всегда, не в порядке. – Она заботливым домашним движением поправляет мне воротник. (Ой, кажется, жена! Нелюбимая, которая связывает заботами, детьми – имеет на меня права. Тогда я завяз.)

…Жена с вероятностью одна вторая. Все у нас было, что называется, на мази. Лида смотрела на меня домашними глазами, заботливо журила за рассеянный образ жизни, обещала: «Вот я за тебя возьмусь!» И мне было приятно от мысли, что скоро за меня возьмутся. Она терпеливо, но уверенно ждала, когда я предложу ей записаться на очередь во Дворец бракосочетания, а затем она предложит перебраться из времянки к ней, в хорошую квартиру с интеллигентной мамой, достойной, в общем-то, женщиной.