Моя пятнадцатая сказка - Елена Свительская

— Ага, — вздохнула.

— Нет, ему в таком состоянии не до поездок в аэропорт. Тем более, Хиган. Если б он позавчера хорошо себя чувствовал бы, то вместо Китая поехал бы на ваше кладбище. Так поступают приличные люди.

— Да, если б мог, должен был посетить могилы наших предков.

Мы какое-то время серьезно обдумывали случившееся.

То есть, я не обдумывала. Это же бредовая мысль, что мой папа позавчера еще и в Китай успел смотаться! Тем более, я опять вспомнила, что Рескэ выгнал Синдзиро из больницы. По крайней мере, пытался. Может, все-таки родственники забрали продавца сладостей. Надеюсь, что так. Хочется, чтобы кто-то мог о нем позаботится. Ему же плохо. Очень. Тем более, он спасал моего папу, рискуя жизнью. Зря я тогда не убежала за врачами сама! У бедного Синдзиро раны разошлись.

Но Рескэ, которому я теперь боялась доверять, запутал меня и с папой. Хотя… нет, папа не мог уехать в Китай! Даже сегодня! Если б его сегодня отпустили с работы, он должен был со мною поехать на кладбище. Брата, родителей проведать. И других.

— Ты… если надумаешь, звони мне. Съездим. Проверим. Сложно вот так жить, в неизвестности.

— Пожалуй, да, — вздохнула. — Хорошо, я позвоню, если захочу съездить туда с тобой.

— До встречи! — как-то быстро, волнуясь, выдохнул он.

— До встречи! — сказала я по привычке.

Хотя боялась теперь общаться с ним. По крайне мере, сейчас, пока я точно не знаю, что произошло у них с Синдзиро. Пока я не разберусь во всем. А разбираться, похоже, придется самой. Одной.

Положив мобильник на стол, в ванную пошла. Потом, развернувшись, прокралась в комнату родителей. Их постель была пуста. Папы не было. Он… тоже исчез? Он тоже оставил меня?!

Сердце бешено забилось.

Или он сейчас завтракает на кухне? Вдруг там? Вот, кровать заправлена.

Там его тоже не было. По пути заметила выключенный в туалете и ванной свет. Хотя, вбежав на кухню, немного успокоилась.

На столе стоял завтрак: омлет, печеньки, суп, с тарелками, укутанными пленкой, чтоб тепло мне сохраняли. И записка:

«Люблю, целую. Ушел на работу. До вечера. Папа».

Ну, хотя бы он не пропал. Вроде. Тем более, ему за пропущенный день надо отработать. Или был Сюмбун-но хи? Тогда был выходной. Разберусь потом. Сейчас надо в школу собираться. Хотя… а вдруг я пропущу что-то важное?

Торопливо помылась, зубы почистила, спокойно поела. Пока ела, в голове родился план. Ну, так, мелочь, но уже хоть что-то. Я собрала свою сумку для выхода, рюкзак в комнате своей оставила. В сумку положила печеньки в пакете целом — папа мне много любимых моих накупил вчера незаметно — и мои деньги на обеды и завтраки.

Первым делом добежала до магазинчика сладостей. В школьной форме, чтоб никого не беспокоить. Хотя уже на бегу подумала, что тогда надо было взять ранец. Ну, что ж.

У магазинчика сладостей мой кошмарный сон стал еще хуже: те же клумбы, только нет рекламы с названием снаружи, окна закрыты и… дверь закрыта. Будто никого здесь нету.

Его добрая старушка-соседка открыла мне. Сначала испугалась, увидев меня заплаканной. Потом пояснила, что он просто переехал к родственникам. И продал магазин.

— Вроде дела неплохо шли, — бабушка поправила очки. — Или он бодрился просто. Да, может, опыта не хватило: магазин то ж большая ответственность. А он мне как-то сказал, что прежде ничего не продавал. А братья у него красавчики. Видела, как они шли. Вещи уносили в машину. Невысокие, худые, длинноволосые.

— А куда он переехал, знаете?

— Да не сказали они! — женщина вздохнула. — Но вроде дружно так вещи собрали, погрузили, уехали.

Хотя бы дружно. Хотя бы будет он с кем-то вместе. Только… почему он уехал так вдруг? Ничего мне не объяснив!

Я еще прошла немного, с нею попрощавшись. Мысли путались. Грустно стучало сердце. Мой привычный мир рушился все больше и больше. Рескэ я больше не могла позвонить. Не сейчас. Никогда вообще! Он прогнал Синдзиро! Раненного из больницы! Я даже не успела попрощаться с ним. Не успела пожелать ему доброго пути. Я даже не знаю, где он сейчас. Может, больше никогда не увижу его. И как-то больно. Очень больно быть без него. Даже если общались мы всего немного. Я так ужасно, так грустно влюбилась! Это была моя первая любовь. Только я не знаю о нем почти ничего. О, только бы он выжил! Только бы зажили его раны! Хотя из-за той бешеной собаки у него теперь наверняка останутся шрамы. Моделью работать он уже не сможет. Если сможет нормально жить вообще. Толку-то с красивого лица молодому мужчине, которого искалечили?! Ему еще нужно тело, чтобы жить.

Где ты, Синдзиро? С кем ты? Встретимся ли еще с тобой?

Почему все так случилось? Я не смогла ничего изменить. Больно.

Зашла в ближайший храм, синтоистский. Пожелала Синдзиро выздороветь и поскорей. Потом забежала в буддийский, заказала молебен за него. Потом… потом денег осталось немного. Пришлось забежать домой за копилкой. В ближайший магазин, купить пачку охаги, палочки с благовониями и букет белых хризантем. И я поехала на кладбище.

Может, там я смогу понять все? Хотя б узнаю, жива мама или нет. Хотя… если увижу могилу с надписью «Такэда Кими», то мне станет очень больно. Но если я ее не увижу… тогда мне станет очень страшно, потому что еще больше запутается все. Тогда у меня зацепок больше не будет. Разве что… разве что мама ушла к другому мужчине? Из шепота одноклассниц я узнала, что так тоже может быть. Но тогда она будет жить хотя бы. Только… тогда папа останется один. То есть, со мной.

Сложно идти, когда не знаешь, куда идешь и что ждет впереди, когда есть только тоненькая ниточка пути, но нет уверенности, что по ней придешь куда надо, но при всем при этом понимаешь, что все-таки надо куда-то идти, что все-таки хочется куда-то идти. Как шаг в темноте, только это не ночью проснуться, а выйти в неизвестность, где каждый шаг может стать последним. Какие-то жуткие мысли и ощущения внутри, хотя вроде еще остается какая-то кроха надежды. Как мне быть? Но надо идти. Вроде надо идти.

Но я боялась не только за себя и мою внезапно рассыпавшуюся жизнь. Не только боялась найти там камень с именем мамы. Я внезапно, сидя уже в транспорте, осознала, что не меньше я боюсь, что Синдзиро, которого Рескэ выгнал из больницы, раненного, дороги не перенесет. Меня преследовало чувство, что все было не так, что мне надо срочно что-то сделать, но что?..

Глаза сомкнула, усталая от бессонной ночи и последних событий.

Юноша с длинными волосами, спутанными, сидел у небольшого пруда, на краю крытой галереи с изогнутой крышей. Он сидел, сгорбившись, прижимая к себе что-то: то ли куски ткани, то ли два свертка: белый и нежно-сиреневый.

— Он, наверное, был прав, — сказал юноша глухо. — Но до чего же больно!

Вздрогнув, глаза открыла, вкус соленых капель ощутила, сползающих по щекам. Мне самой стало очень больно после этого сна, но я так и не поняла, почему. Долгая, преследующая боль… что это? Наверное, я слишком боюсь приехать на кладбище и увидеть мамину могилу.