Такое разное будущее - Станислав Лем

– С вашей Миссией?

– Да.

– Назовите ее.

– Н-н-е… не знаю подробностей, предполагаю, что они есть в инструкции, она у меня при себе, в папке, но я не могу показать вам, погодите… где моя папка?!

Я вскочил со стула, заглянул под стол – папки не было. Я обернулся к толстяку. У него был взгляд снулой рыбы, в полуоткрытом рту посвистывал воздух.

– Где моя папка?! – повысил я голос.

– Спокойно, – отозвался у меня за спиной Прандтль, – у нас ничего не может пропасть. Кру-ух! Кру-ух!!! – повторил он укоризненно. – Отдай! Слышишь? Отдай!

Толстяк шевельнулся, и что-то стукнуло о пол. Я схватил папку, проверяя на ощупь, пуста она или нет, и выпрямился.

Сидел он, что ли, на ней? И когда он стянул ее со стола – у меня на глазах? Выходит, он, вопреки видимости, был необычайно проворен. Я уже хотел открыть папку, как вдруг понял, что не прочитаю нужных сведений в зашифрованном тексте, а не зная, о чем речь, капитан не сможет мне дать нужный ключ. Порочный круг. Я сказал ему об этом.

– Должно быть, недосмотр майора Эрмса, – закончил я.

– Не знаю, – ответил он.

– Я пойду к нему! – заявил я почти вызывающе. Это значило: пойду и скажу, что ты демонстративно умываешь руки, становясь помехой Миссии, которую доверил мне главнокомандующий. – Сейчас же пойду! – загорелся я.

– Поступайте, как считаете нужным, – ответил он и словно бы с некоторым колебанием добавил: – Но вы разбираетесь в служебной процедуре?

– Значит, из-за этой процедуры я ухожу ни с чем? – осведомился я холодно.

Прандтль снял очки, будто маску, и его лицо, вдруг обнажившееся, открыло мне свою утомленную беспомощность. Я чувствовал: он хочет мне что-то сказать и не может – или же не вправе. Враждебность, нараставшая между нами во время беседы, вмиг улетучилась. В овладевшем мной замешательстве я различил что-то вроде неуместной – быть может, бессмысленной – симпатии к этому человеку.

– Вы… выполняете приказы? – спросил он так тихо, что я едва услышал его.

– Я? Да…

– Я тоже…

Он открыл передо мной дверь и неподвижно стоял возле нее, ожидая, пока я выйду. Когда я проходил мимо, он раздвинул губы. Слово, которое он должен был произнести, не слетело с них. Он лишь выдохнул мне очень близко в лицо, сделал шаг назад и захлопнул за мной дверь, прежде чем я понял, что происходит. Я очутился в коридоре, крепко сжимая в руках папку. Даже если посещение Отдела шифров не оправдало моих ожиданий – ведь я ни на волос не приблизился к познанию Миссии, – то теперь мне хоть было куда идти, а это уже кое-что. «9129», – повторил я про себя. Я знал, что не пойду к Эрмсу с претензиями. Я приду просто за обеденными талонами, которые он обещал мне устроить. Хороший предлог, чтобы начать разговор.

Я прошагал уже порядочную часть пути между шпалерами белых дверей, когда до меня вдруг дошло, что содержится в папке. Если весь шифр – даже мысленно я называл это шифром, ведь какой-то версии надо было держаться – выглядит как отрывки, с которыми я познакомился в кабинете Эрмса, то в следующих частях может оказаться описание моих дальнейших хождений по Зданию – тех, что мне еще предстоят. Эта мысль вовсе не показалась мне безумной. Коль скоро повсюду, куда я приходил, мне давали понять, что знают о моих действиях больше, чем я полагаю, коль скоро – а именно на это указывал прочитанный у Эрмса фрагмент – порой переставали быть тайной даже мои мысли, то почему бы в папке не оказаться плану моих будущих блужданий, включая то, что ждет меня в конце?

Я решил открыть папку, удивляясь уже только тому, что не додумался до этого раньше. Теперь я держал в руках собственную судьбу и мог в нее заглянуть.

V

Ряд дверей по правой стороне оборвался. За стеной, должно быть, тянулся какой-то длинный зал. Чуть дальше я обнаружил боковое ответвление коридора; оно привело меня в туалет этого этажа. Дверь первой комнатки была приоткрыта. Я заглянул в ванную, она оказалась пустой; я заперся в ней и, уже сидя на краю ванны, заметил на подзеркальнике небольшой темный предмет. Это была наполовину раскрытая, гостеприимно положенная на чистую салфетку бритва. Не знаю почему, но это насторожило меня. Я взял ее; выглядела она как новая. Еще раз оглядел ванную, сверкавшую чистотой хирургического кабинета. Положил бритву на прежнее место. Я как-то не мог решиться открыть при ней свою папку. Вышел из ванной, собираясь спуститься на лифте ниже, где была ванная комната, приютившая меня прошлой ночью.

Она тоже была пуста, совершенно в том же состоянии, в каком я ее оставил, только полотенца заменили свежими. Сев на краю ванны, я развязал тесемку, и из картонной обложки выпала толстая пачка чистой бумаги.

Руки у меня слегка дрожали: я помнил, что верхний листок был с машинописным текстом. Страницы раздвинулись веером – пустые все до единой. Я листал их все быстрее. Водопроводная труба издала один из бессмысленных, диких воплей, какими сопровождается иногда поворот крана на другом этаже. Она застонала почти человеческим голосом, который перешел в бормотанье, все более слабое и далекое, по мере того как оно расходилось по железному чреву Здания. Я все еще перекладывал чистые листы, машинально их пересчитывая, неизвестно зачем, и в то же самое время мысленно возвращался к Прандтлю, бросался на толстяка, бил его, пинал его омерзительное распухшее тело – ах, если бы он попался мне в руки!

Ярость схлынула так же внезапно, как и пришла. Я сидел на краю ванны, складывая листы бумаги, пока не увидел, уже другими глазами, что значил этот его странный выдох. Все было подстроено заранее, чтобы украсть у меня инструкцию. Но зачем, если Эрмс мог просто не давать ее мне?

Руки, перекладывавшие страницу за страницей, застыли.

В пачке чистых листов было два с текстом. На одном я увидел набросанный от руки план Здания вместе с маленькой картой гор Сан-Хуан, в недрах которых оно находилось, на другом, подшитом к первому белой ниткой, – план диверсионной операции «Штык» из двенадцати пунктов. Не отводя от них глаз, я уже пустился в дальнейшее странствие. Я отдам эти бумаги властям. Расскажу, как они попали мне в руки. Возможно, мне и поверят. Но как я докажу, что не ознакомился с этими – тайными – документами, не запомнил местонахождения Здания – сто восемнадцать миль к югу от вершины Гарварда, – его плана, расположения комнат, штабов, не прочел описания диверсионной операции? Все было продумано до мелочей. Теперь я видел, как проделанный мною путь выстраивается во все более логичное целое, и то, что казалось слепым случаем, оборачивается ловушкой, в которую я забирался все глубже, вплоть до настоящей минуты, смысл которой был столь очевиден.

Пальцы у меня дернулись, чтобы порвать компрометирующие бумаги и спустить клочки в унитаз, – но я тотчас вспомнил о предостережении Эрмса. Значит, и вправду ничего тут не делалось просто так? Любое произнесенное ими слово, любое движение головы, минутная рассеянность, улыбка – все было рассчитано, и весь этот гигантский механизм работал с математической точностью единственно мне на погибель? Мне почудилось, будто я торчу посреди горы, нашпигованной блестящими глазами, и я с трудом удержался, чтобы не рухнуть на каменный пол. Если бы можно было куда-нибудь скрыться от них, схорониться, сплющиться в какой-нибудь щели, перестать существовать… Бритва! Не потому ли она там лежала? Они знали, что я захочу остаться один, и подложили ее?