Избранник Небес - Алек Кадеш

При виде слез, стекающих по впалым старческим щекам, Шон поддался неосознанному порыву своей души. Повернувшись лицом к архиепископу, он возложил правую руку ему на голову и шепотом прочитал Шем ха-Мефораш. Иезуиты растерялись, не понимая, что происходит и как такое вообще возможно. Они хотели уже было снять его руку с головы почтенного старца и оттолкнуть «свихнувшегося монаха» в сторону, но Фарнези почувствовал, как боль, разрывавшая его плоть изнутри, ослабила свою хватку. С блаженной улыбкой он обнял Майлза и едва слышно произнес:

— Господь внял моим молитвам и послал тебя, сын мой. Я и не ожидал большей радости.

— Надо же, какая умилительная сцена. Я тоже сейчас расплачусь, — громко рассмеялась Бетула, закинув назад голову.

Щеки архиепископа порозовели, и Шон сам удивился силе тайного Божьего Имени.

— Позволь мне узнать, как тебя зовут, — спросил Фарнези, даже не взглянув на одержимую.

— Святой Шон Ватиканский, — выкрикнула Бетула, а затем, скривившись, добавила:

— Нет, пожалуй, это слишком. Зовите его просто святой Шон. Скромно и со вкусом. Почти как святой Патрик. Правда, он никогда католиком не был, но в Ватикане на все есть свои исключения.

Священники у алтаря продолжали петь божественную литургию, не обращая внимания на ее едкий сарказм:

— …credo in Spiritum Sanctum.[226]

Каждое произнесенное ими слово ударяло по голове, словно молот по наковальне, и эхом отдавалось где-то в лабиринтах коры головного мозга Бетулы, доставляя ей нестерпимую боль.

— …ессе Agnus Dei,[227] — влетели в уши одержимой слова епископа, заставив спину выгнуться дугой. Она напрягла мышцы рук, пытаясь порвать ремни, но они были сделаны из толстой дубленой кожи и не растянулись ни на миллиметр.

— Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto. Sicut erat in principio, et nunc et semper, et in saecula saeculorum. Amen!

«Зачем ты подвергаешь меня таким пыткам»? — воззвала Бетула к Сатане, не в силах вынести стихи литургии.

Ей показалось, что ее голова превратилась в перегретый паровой котел, который вот-вот взорвется, и когда ей захотелось закричать во весь голос, она услышала голос Хозяина: «Я оставлю тебя, чтобы расправиться с ними, а потом вернусь, и ты снова будешь счастлива».

Один из демонов Бетулы подчинил ее своей воле и заставил обратиться к Майлзу голосом, переполненным притворного страдания:

— Святой Шон, исцелите и мое страждущее тело, я постилась сорок дней и шла к вам долгих два месяца, мечтая об этой встрече.

Вытянув свои длинные ноги, наполовину прикрытые черным платьем с разрезом до бедра, она выставила напоказ новые лакированные туфли на шпильке от Gucci и, снова залившись смехом, произнесла:

— Даже туфли все истерлись до дыр, так спешила, а ты теперь делаешь вид, что видишь меня в первый раз. А как же насчет «возлюби ближнего своего, как самого себя»? Помнишь, как ты целовал меня? Неужели у тебя каменное сердце?

— Не смотри ей в глаза, сын мой, ибо дьявол нас хитростью побеждает, — сказал Фарнези.

— Ты думаешь, дурень старый, что вот так запросто положил тебе кто-то руку на голову, и ты уже исцелился от четвертой стадии рака? Да ты уже завтра будешь…

— Gloria Salvator Mundi![228] — громко пропели священники и монахи, не дав ей договорить.

В тот момент, когда стеклянный корпус тернового венца заискрился, епископ расплылся в улыбке, почувствовав снизошедшую на всех благодать Святого Духа. Братья слышали о сверхъестественных свойствах венца Спасителя, но перед началом мессы никто особенно не верил, что чудо может произойти на их глазах. И теперь с трепетом священники поочередно подходили к епископу. Затаив дыхание, они прикасались лбом и губами к нижней части капсулы, где хорошо был виден венец, и он удивительным образом менял свой цвет в зависимости от душевной чистоты человека. От тусклой, потемневшей от времени ржавчины, до сияния радуги.

Бережно положив венец обратно в бокс, епископ приподнял чашу для причастия над головой и прочитал краткую молитву. Как только последний монах причастился, отец Винетти надел на шею пурпурную епитрахиль и, приблизившись к Бетуле с распятием в руках, произнес:

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen![229]

От одного вида креста у нее поплыло все перед глазами. Ее так и подмывало ударить ногой по руке священника, но она сдержалась и, выдавив из себя улыбку, сказала:

— Вы же не станете задавать мне этот вопрос, на который заранее знаете ответ, поскольку и раньше пытались мне помочь. Надеюсь, вы не забыли, чем все тогда закончилось. Не думаю, что вы хотите повторения.

Двое священников, вызвавшихся ассистировать отцу Винетти, стояли по бокам от него, держа в руках святую воду, кропило, елей, просфору и распятие для одержимой. Падре открыл старый потертый Псалтырь и негромко, но отчетливо прочитал псалом 53-й, начав обряд экзорцизма. Затем он осенил крестным знамением одержимую и, несмотря на предупреждение, спросил ее:

— Урожденная Марта Мейерс, также нареченная дьяволом Бетулой, коим именем мы не станем обращаться к тебе, ответь всем братьям, присутствующим здесь. Желаешь ли ты искренне отречься от Сатаны и осознанно ли твое решение принять святую католическую веру?

На лице одержимой проявилась брезгливая гримаса:

— А я-то думал, что мы уже договорились, святоша ты хренов, — басом произнес демон ее устами.

Падре вложил деревянный крест в руку девушки, но она разжала пальцы и закричала:

— Убери свою лапу, она жжет, как огонь!

Бетула плюнула прямо на рясу падре и залилась жутким смехом, от которого даже повидавшему многое за прошедшие сутки кардиналу Сантори стало не по себе.

— Сильна нынче армия у Господа, нечего сказать! Извращенцы, педофилы, гомики, наркоманы, пьяницы, стяжатели и просто ублюдки — вот кого я вижу одетыми в ризы перед собою. Многие из этих псов Христовых стали священниками только лишь из-за страхов за завтрашний день, которые их по сей день одолевают.

— Tenuisni manum dexteram meam, et in voluntate tua deduxisti me,[230] — направив на одержимую распятие, гневно произнес падре Винетти.

Широко расставив ноги, она показала менструальные кровотечения, стекающие по ее загорелым стройным ногам, и с ухмылкой на лице обратилась к молодому священнику отцу Сегалини.