Белые пешки - Екатерина Звонцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я лежал в L., я много думал о тебе, о том, что ты был прав. Вроде я всегда знал, куда, зачем и почему иду; мог объяснить это на пальцах попсовыми формулировками: медицина, гуманизм, нужность, Чехов. В том и суть: я объяснял на пальцах. Я не знал, что на самом деле такое лечить, как Крыс из книжки не знал настоящих приключений. В твоих глазах я выглядел как пафосный, бесящий, но хорошо себя знающий придурок. Но чутьем ты поставил мне диагноз: это не так. Летом я себя узнал. А ты – нет. Мне жаль. Но я постараюсь прожить жизнь и за тебя тоже. Нам всем нужно попробовать.
Рей передал ему бокал вина, и оба устало повалились на ветхие балконные стулья. С бетонной плиты что-то посыпалось. Кирилл бы и не обратил на это внимания, но сегодня нервы шалили.
– Слушайте, вам бы подремонтировать хату. Не хватало еще обрушений.
Рей вяло кивнул. Он выглядел расстроенным, и похоже, перспектива свалиться с высоты пары этажей вместе с собственным балконом пугала его мало. Можно понять.
– Как вы? – проигнорировав совет, спросил он. Кирилл натянуто улыбнулся.
– Ну как сказать. Это все еще не «приморская птичка», но это чудовищно.
Рей кивнул. Он не сводил взгляда с моря, темного, мрачного и мирного. Затаившегося.
– К сожалению, у меня мало знакомых полицейских. Да и вряд ли я донесу до них необходимость охранять русского туриста, впавшего в кому. Но я буду заглядывать и узнавать через свои каналы. И конечно, расследование будет, для нас это нонсенс.
– Спасибо. – Их бокалы тихо дзынькнули друг о друга. Часы в Москве, скорее всего, как раз били. – Огромное.
Оба они замолчали, подставили лица холодному зимнему бризу. На губах соленый привкус смешивался с винным, дышалось легко. Кирилл прикрыл глаза, пытаясь отвлечься от чудовищной картины – рыжие волосы, слипшиеся от крови, переломанные пальцы на одной руке и сжатый кулак другой. Дорохов сражался. Точно сражался. С кем? И кому, кому, черт возьми, он помешал?
Что-то тяжелое вдруг мягко легло на колени, заставив вздрогнуть.
– С праздниками, кстати. Вы не прилетели на Рождество, ну пусть на Новый год.
Кирилл опустил взгляд. Книга «Ветер в ивах». Красиво иллюстрированное издание на французском. Просто восторг, за исключением одной досадной детали:
– Рей, классно, но мне бы язык подучить, чтобы перечитать. Я его не настолько летом прокачал, только до разговорного. А тут классика.
– Жизнь длинная, – Рей лукаво усмехнулся и опять поднес к губам бокал. На руке блеснул перстень с зеленым крестом. – Не представляете. Я вообще забыл, что как бы праздники и как бы надо дарить подарки. А тут вы вот с этим, – он пошевелил указательным пальцем. – И Марти. С двумя бутылками водки и дорогущей фигуркой моего паладина, между прочим! Стыдно.
Кирилл засмеялся, Рей тоже. А потом тихо, серьезно спросил:
– Почему вы с ней не улетели?
Смеяться сразу перехотелось, Кирилл сделал большой глоток вина и опять уставился на море. Действительно, почему? Одним Дороховым не отговоришься даже перед собой. Может, потому что рвался в отпуск несколько месяцев и не хотел обрывать его на такой ноте? Может, потому что от самой мысли тоже объяснять что-то бесконечно усталой Нике воротило? Нике хватит и Марти. Хорошо, если они поймут друг друга.
– Потому что знал, что вы будете угрюмо сычевать, – отшутился Крыс. Рей недоуменно на него уставился.
– Сы… что? – переспросил он. Все-таки некоторые тонкости русского от него пока ускользали.
– Ну, отмечать праздник в гордом одиночестве и без тени радости! – кое-как пояснил Крыс и, подумав, добавил. – Радости все равно маловато. Но есть хотя бы компания. А завтра или послезавтра – полечу.
Если честно, никогда не верил во всю эту ересь вроде «Я не чувствую, что живу в своем времени», «Я не чувствую, что живу в своей стране». В любом месте ведь можно жить хорошо. По большому счету, люди одинаковые.
И тем и тем страдала моя сестра Ритка: подростком мечтала жить в викторианской Англии, а повзрослев, перемахнула в Штаты, потому что «там мой дух». Марти говорит, что, может, Рита правда жила и в Англии, и в Америке в прошлых жизнях, вот они и щекочут. Папа – и я заодно – всегда думал иначе: кино пересмотрела. Но в последние месяцы я понял: разница есть – между простым увлечением чужой культурой, образом жизни, глянцевыми картинками и этим «щекочет». Особенно если ты правда пожил где-то «там». И видел что-то, кроме глянцевых картинок.
– Так странно, что вы общаетесь на вы, – тихо сказала Ритка, через плечо машинально глянув Кириллу в экран монитора. – Это же русский язык. Это дистанция?
– Это любовь, – хохотнул он и уточнил: – Ну какое-то глубинное взаимоуважение. Мы привыкли. Это не мешает нам ржать и прикалываться.
Рита подкрутила прядь вишневых – точно в цвет глаз – волос. Невольно Кирилл отметил в ее речи акцент – все-таки прожила в Штатах много лет, заметно во всем. А вот теперь приехала гостить. И сразу бросилась не в Питер, домой, а в Москву, к младшему братцу. Тоже любовь. Разве нет?
– Кирилл, – она с улыбкой взъерошила ему волосы, – а ты не думаешь туда сбежать ненадолго? Ты какой-то грустный, мне кажется. Тебе пора опять сменить обстановку.
– Я не могу позволить себе этого сейчас, – признался он. Был февраль, он уже увидел труп дипломата и никак не мог выкинуть из головы. – В городе, Рит, происходит дичь. Эту дичь пытаются остановить мои друзья. Я тоже в нее немного замешан. Мы…
– Вы безуспешно ловите маньяка. – Рита кивнула. – Да, если ты думаешь, что папа не следит за происходящим, то заблуждаешься. Я чуть-чуть в курсе. Но за дело взялся какой-то крутой следователь. Ты уверен, что ты там нужен?
«Я не уверен, что без меня не станет хуже», – вот что Кирилл хотел бы сказать, но промолчал. Он и сам видел, что все меняется: с появлением Рыкова город и льющаяся в нем кровь будто закипели, кипение тревожило, а больше всего тревожила прямая вовлеченность Марти. Накануне она оставила дикую запись о том, что видела Ивана Рыкова в L. И, по ощущениям, теперь эти двое таскались друг за
