Книга Короткого Солнца - Джин Вулф

Шкура начал было говорить, но я поднял руку:

— Что касается твоего вопроса... В твоем возрасте я не понимал ни Витка длинного солнца, ни этого, в котором жил тогда. И все еще не понимаю. Я, наверное, понимаю больше, чем ты. Возможно. Но я не понимаю всего. Ты думаешь, что я пытаюсь скрыть от тебя свои знания.

— Я знаю, что это так, Отец. — Его тон был твердым и немного сердитым.

— Я уже многое тебе рассказал. Многое из того, на что ты обращал мало внимания, и многое из того, что ты отвергал, потому что это не соответствовало твоим предрассудкам.

Нехотя:

— Иногда.

— Как скажешь. Когда я был моложе, чем ты сейчас, Шкура, и жил в Витке, мой отец пытался научить меня всему, что касалось его лавки и ее дел. Он продавал бумагу, перья, чернила, карандаши, бухгалтерские книги и тому подобное. Я знаю, что уже говорил тебе об этом.

— Да, Отец.

— Я затыкал уши. С тех пор я часто жалел, что не слушал его с величайшим вниманием. Видишь ли, он хотел, чтобы я управлял его магазином, когда он состарится. Я твердо решил не заниматься этим. Временами, когда я чувствовал, что полностью завладел твоим вниманием, я пытался рассказать тебе то, что я знаю, так, чтобы ты мог вспомнить это через много лет.

— Сейчас я слушаю тебя, Отец. На самом деле.

Я тоже прислушался, как и минуту или две назад, когда замолчал. В основном я пытался услышать любой звук, который мог бы возвестить о возвращении Орева, но слышал только фырканье и топот одной из наших лошадей, а также медленное биение крыльев, более широких и мягких, чем у Орева.

— Ты не собираешься сказать мне что-нибудь?

— Возможно. Шкура, есть один вопрос, очень важный вопрос, о котором я не могу говорить. В прошлом я пытался сменить тему, когда ты слишком близко подходил к нему, и, наверное, сделаю это снова.

— Ты понимаешь, что такое Исчезнувшие люди. Я знаю, что ты понимаешь.

— Нет.

Он не обратил на это внимания:

— Мне кажется, что они — ключ к разгадке. Если бы я только мог понять их, я бы понял все, даже то место, куда мы ходили, когда ты думал, что мы едем на Зеленую. Только это не была Зеленая, верно?

Я покачал головой.

— И что же это было?

— Дуко Ригоглио сказал, что это был Виток короткого солнца, тот самый виток, из которого его давным-давно силой вытащили, чтобы посадить на борт Витка. Посадить на борт Витка длинного солнца, я должен был сказать.

— Но это было слишком давно, Отец. Ты сам так сказал. Тысячи лет.

Я кивнул:

— Так я сказал, так оно и есть. Вот почему я не буду называть его Витком короткого солнца.

Его следующий вопрос удивил меня:

— Как ты думаешь, они похоронили его на том большом кладбище?

— Ригоглио? Нет.

— Они сказали, что похоронят.

— Тогда они это сделали.

Стражник запер ворота, сказав, что делает нам одолжение:

— Я мог бы проводить вас коротким путем, там есть пролом в стене, и я знаю, как его найти.

Я заметил, что, в конце концов, длинная дорога часто бывает самой короткой.

— Только нам пришлось бы пройти через Старое Подворье и подняться на барбакан сзади. Это не совсем обычное дело. — Он замолчал. — Некоторые из тех, что вошли в Старое Подворье, так и не сумели выйти, если вы понимаете, что я имею в виду. А теперь пошевеливайтесь, все вы.

Я шел рядом с ним, Шкура прямо перед нами:

— Вы ведете нас к врачу?

— К лохагу[108].

— Ваш офицер?

Он кивнул:

— А как ее зовут? Ту, что с моим плащом?

— Джали.

— Джали! Возвращайся сюда!

Она улыбнулась:

— Ты боишься, что я собираюсь убежать?

— Ты далеко не уйдешь, но и потом от тебя не будет никакой пользы.

Шкура бросил на него взгляд, который, как я надеялся, стражник не заметил.

— То, что ты надела — мое, и, значит, ты моя. Поняла меня? Ты не с остальными, ты отдельно.

— И твоя. — Она заняла позицию слева от него (я сам был справа) и взяла его под руку.

Это была долгая и утомительная ходьба, и мы все уже устали. Дуко Ригоглио потерял сознание. Его друзья несли его до тех пор, пока уже больше не могли нести; тогда стражник остановил повозку и приказал кучеру отвезти всех нас к барбакану — низкому, хмурому, толстостенному форту, построенному на арках над сухим рвом.

— Мы похороним его там. — Стражник ткнул большим пальцем в сторону кладбища. — Не здесь, наверху. Поближе к реке.

Я покачал головой:

— Он должен жить.

Но лохаг был того же мнения, что и стражник, и сказал мне, что я — мастер Гильдии палачей.

— Нет, — настойчиво сказал я. — Мы — бедные путешественники, гости. Мы добрались до вашего города только сегодня, следуя вдоль реки на север. Я никогда никого не пытал и никогда не буду пытать.

— Еще у него был меч, — сказал стражник лохагу, — только он что-то сделал с ним, когда я не смотрел. Остальные говорят, что он колдун.

Лохаг задумчиво кивнул, обмакнул перо в чернила и что-то нацарапал на клочке пергамента.

— Ему нужна кровь, — сказала лохагу Джали. — Пойми, мне все равно, будет он жить или умрет. Для меня это ничего не значит. Но ему нужна кровь. У него почти не осталось крови, это видно любому.

Лохаг поднял глаза от своего клочка пергамента:

— Ты с ними, шлюха?

— Была, но теперь я с ним. — Она указала на стражника.

— Тогда уведи ее отсюда.

Стражник повиновался.

Лохаг сделал мне знак рукой:

— Вы главный?

— Да.

— Тогда я возлагаю на вас ответственность за остальных. Вы знаете, где находится Медвежья башня?

Я совершенно искренне ответил, что никогда раньше не бывал в этом городе и понятия не имею, где что находится.

— Я пошлю с вами мальчика. — Он протянул мне пергамент. — Я написал им, чтобы они вылечили его или попытались это сделать, а остальных уложили сегодня вечером спать. Этого они заберут. — Он указал на омофага. — Он — их плата. Он умрет в яме, а это лучше, чем он заслуживает.

Я начал было протестовать.

— Он ударил ножом вашего друга, не так ли? Вы видели это?

Я кивнул.