Записки из чемодана. Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти - Иван Серов

Я водителю приказал идти в лоб грузовику, чтобы его тем самым остановить затем. Когда сблизились, грузовик с визгом остановил машину. Я мысленно подумал: «не выдержали у него нервы», а не у нас, и не пошел на столкновение.

Я вышел из бронемашины и спрашиваю: «Что за люди, откуда и кто старший?», оказалось, что «повстанцы, введенные в заблуждение», и они едут якобы для переговоров к Имре Надю об условиях капитуляции.

Я, посоветовавшись с товарищем Микояном, который сидел в бронемашине, сказал, что с нашим офицером направляю их к Имре Надю в ЦК, там пусть разберутся, а когда приедем домой, по телефону проверим. Анастас Иванович согласился, так и сделали.

Созвонились с Герё, тот сказал, что привезли повстанцев, ведутся переговоры с Надем. (Нашли кому вести переговоры!)

На следующий день я сказал товарищу Микояну не выходить из дома до моею возвращении, а вечером приеду, мы прогуляемся вместе. Он сказал: «Ладно».

Сам я поехал в МВД провести совещание с руководящими работниками Госбезопасности, чтобы они активно занялись розыском и арестом инициаторов повстанцев. Несмотря на то что я приказал явиться всем, в том числе и Копачи, тот не явился. Видимо, люди Надя его предупредили, и он боялся ареста.

В здании МВД все сотрудники были одеты по-полевому, полувоенные, утепленные ватнички и т. д. Это, видимо, из предосторожности, что им придется, возможно, уходить из города. Я об этом сказал, чтобы они увереннее себя чувствовали, так как закон на их стороне, и потребовал активного розыска, и главное, изъятия руководителей восстания.

Люди вроде все поняли, но видно, что чувствовали себя неуверенно. Затем мы с Пирошем поехали в район кинотеатра «Корвин», где засели повстанцы[573].

Не доезжая до театра, мы увидели поперек улицы баррикады, построенные из заборов, разобранных шпал и рельс от трамваев и т. д. Когда продвинулись ближе, нас обстреляли из пулеметов и винтовок.

По бронетранспортеру прошла барабанная дробь свинца. Потом я увидел дым арторудий и свист снаряда, очевидно, направленного по бронемашине, но не попавшего. Тогда я водителю приказал развернуться обратно.

Дело принимало серьезный оборот. Навстречу нам попалась артбатарея, которая имела целью разрушить баррикады. Плохо дело, начнется гражданская война[574].

К вечеру я пришел в себя. Перекусил вместе с товарищем Микояном и Сусловым (они, оказывается, почти весь день не ели, ждали меня), видимо, пулеметная стрельба не особенно вдохновляла на обед.

Во время обеда я им все рассказал. Анастас Иванович раза два перебивал меня, чтобы я не лез в огонь, не рисковал, а то убьют.

Затем созвонились с Герё, тот ничего нового не знал, никуда из дома не выезжал, поэтому решили в ЦК не ездить до утра. Прошли, прогулялись, везде стоят наши бойцы и офицеры с автоматами и пулеметами. Дома послушали радио и легли спать.

В 7 часов 15 минут утра меня разбудил посол товарищ Андропов (которому я посоветовал, чтобы дежурных по посольству было два и следили за всем происходящим и докладывали мне) и сказал: «Сейчас только закончил выступление по радио из президентского дворца Имре Надь, который заявил, что правительством принято решение о роспуске органов госбезопасности. Выступление короткое, невнятное»[575].

У меня мелькнула мысль, что мое предположение о том, что Имре Надь сам руководит повстанцами, подтверждается, так как он чувствует, что органы уже подходят к нему и скоро разоблачат его, поэтому он решил их распустить.

Я немедленно разбудил Анастаса Ивановича и все рассказал. Он стал будить товарища Суслова, одеваться, и поехали в президентский дворец говорить с Надем.

Товарищей Микояна и Суслова я оставил в броневиках, а сам пошел во дворец. В этой громадине я еле нашел радиокомнату. Дворец был пуст. Кроме радиста, я никого не видел. Спросил, где премьер, он ответил, что приехал с кем-то, выступил по радио и уехал.

От дворца мы поехали в ЦК. Там был уже военный табор. Все коммунисты ходили с автоматами, там же питались, кто жарил, кто чай пил, кто спал. При входе какая-то воинская часть заняла помещение, и не пробьешься.

Когда мы вошли на второй этаж, раздалась стрельба из пулеметов. Я сказал товарищу Микояну сидеть в кабинете, а сам выскочил вниз. Военные сгрудились у входа, а на улицу никто не выходит.

Я протолкался к дверям (я был в гражданском) и увидел, как на улице лежит человек, заливается кровью, а другой в противоположных дверях и тоже в крови.

Мне сказали, что из дома напротив ЦК повстанцы стреляли из автоматов. Ну, естественно, после этого полнейшая паника. Мы сидели в ЦК до вечера, не раз звонили на квартиру Надю, но жена отвечала: «Болен». Надь так и не явился, сославшись на болезнь.

Поздно вечером все же его вытащили, и началось снова заседание. Товарищ Микоян стал спрашивать: «Что значит ваше выступление?» Имре Надь смущенно говорит, что в Венгрии так озлоблены против Ракоши и органов госбезопасности, что мне подсказали, что лучше удовлетворить желание народа их распустить, тогда все это может кончиться[576].