Далекие Шатры - Мэри Маргарет Кей

– Это большая потеря для всех нас, – сказал Гулбаз. – Он был хорошим человеком. Но срок его жизни истек, и он вознагражден в полной мере, ибо в суре о Милостивом говорится: «Награда за добро не добро ли?» Так что не горюйте о нем, сахиб.

Но Аш глубоко горевал, скорбя об утрате человека, который стал частью его жизни с того далекого дня, когда его передали на попечение полковника Андерсона и отправили в долгое путешествие в Бомбей и Англию – оно обернулось бы для него сущим кошмаром, если бы не присутствие Махду и Алаяра, разговаривавших с ним на родном языке. В последующие годы Махду не раз помогал советом, утешал и поддерживал в трудную минуту. Они оба вернулись вместе с ним в Индию, а когда Алаяр умер, Махду остался на своем посту. Теперь он тоже умер, и Аш испытывал невыносимую боль при мысли, что больше не увидит этого доброго морщинистого лица и не услышит бульканья кальяна в сумерках.

Удар стал тем страшнее, что обрушился на него тогда, когда будущее начало рисоваться в розовых красках, и сразу после восхитительных дней в Гирском лесу и мирного путешествия на «Морале». Аш очень тяжело переживал и пытался найти забвение в долгих одиноких верховых прогулках. Он пускал Дагобаза во весь опор, с лету перемахивал через насыпи, ирригационные каналы, терновые кусты, вымоины на дорогах и несся с такой безрассудной скоростью, словно пытался убежать от мыслей и воспоминаний. Но ни те ни другие не отпускали, и тревога и беспокойство, на время оставившие Аша, снова вернулись.

Однако, сколь бы далеко он ни уезжал и сколь бы усталым ни возвращался, он все равно не спал по ночам. Гулбаз, приходивший будить своего хозяина с утренней кружкой чая, обычно заставал его на веранде – тот стоял и глядел неподвижным взором вдаль, за акр деревьев и пыльной травы, сходивший здесь за сад, и по изможденному лицу и кругам под глазами сразу было понятно: сахиб опять провел бессонную ночь.

– Негоже так убиваться, – укоризненно проворчал однажды Гулбаз, – ибо в Священной Книге написано: «Всем живущим на земле суждено умереть». А потому горевать столь сильно – значит сомневаться в мудрости Бога, который по доброте своей позволил Махду-джи дожить до мирной и почтенной старости и предопределил час и образ его смерти. Прогоните прочь печаль и возрадуйтесь, что столь много лет достойной жизни на земле было даровано человеку, который нынче пребывает в раю. К тому же скоро вы вернетесь в Мардан, к старым друзьям, и это все останется в прошлом. Я сейчас еще раз наведаюсь на станцию и узнаю, заказаны ли вагоны. Все вещи уже упакованы, и мы можем ехать хоть завтра.

– Я сам наведаюсь, – сказал Аш.

Он отправился верхом на станцию и там получил долгожданное известие, что все места для него наконец забронированы, но только на следующий четверг, а это означало, что ему придется провести в Ахмадабаде еще почти неделю.

Перспектива сидеть без дела в бунгало среди груд собранного и перевязанного багажа повергала в уныние, и Аш решил съездить к Сарджи и спросить, нельзя ли немного погостить у него. Но ему не пришлось никуда ехать. Вернувшись в бунгало, он застал там Сарджи, который поджидал его на веранде, удобно устроившись в плетеном кресле.

– У меня есть кое-что для тебя, – сказал Сарджи, лениво поднимая руку. – Сегодня утром вернулся второй голубь, а так как у меня были дела в городе, я решил выступить в роли гонца и самолично доставить тебе послание.

Аш выхватил у него клочок бумаги, торопливо развернул и прочитал первые строки с радостным замиранием сердца. «Раджа неизлечимо болен, и дни его сочтены, – писал Гобинд. – Теперь это ясно всем…»

«Умирает! – подумал Аш и невольно улыбнулся широкой мрачной улыбкой, оскалив крепко стиснутые зубы. – Возможно, уже умер. Она станет вдовой… она будет свободна». Он не испытывал жалости к радже и не сочувствовал Шу-Шу, по слухам полюбившей этого человека. Он мог думать лишь о том, что означает смерть раджи для Джали и для него самого: Джали овдовеет и получит свободу…

Справившись с волнением, он стал читать дальше, и в следующий миг внутри у него все похолодело, свет дня померк перед глазами и сердце мучительно сжалось.

«…И я узнал, что, когда он умрет, его жены станут сати и сгорят вместе с ним на погребальном костре в согласии с обычаем. Об этом уже говорят, ибо подданные раджи следуют древним законам и ни во что не ставят законы раджа, и вдов точно сожгут, если только вам не удастся предотвратить это. Я изо всех сил постараюсь поддерживать в нем жизнь. Но долго он все равно не протянет. Предупредите представителей власти, что действовать нужно быстро. Манилал через час отправится в Ахмадабад. Пришлите с ним еще пару голубей и…»

Написанные мелким почерком строчки расплылись и запрыгали у него перед глазами, и он больше не мог разобрать ни слова. Аш машинально повернулся, нашарил дрожащей рукой спинку ближайшего кресла и крепко схватился за нее, чтобы не упасть.

– Нет… это невозможно! – задыхаясь, прошептал он. – Они не могут сделать это!

Слова прозвучали чуть слышно, но ужас в голосе Аша угадывался безошибочно, и лениво развалившийся в кресле Сарджи вздрогнул и рывком подался вперед:

– Так, значит, новости скверные? В чем дело? Что невозможно?

– Саха-гамана, – прошептал Аш, не оборачиваясь. – Сати… Раджа при смерти, и, когда он умрет, они собираются сжечь с ним его жен. Я должен срочно увидеться с комиссаром… с полковником… я должен…

– А, ерунда! – нетерпеливо бросил Сарджи. – Не расстраивайся, дружище. Они этого не сделают. Это противозаконно.

Аш резко повернулся и яростно уставился на него:

– Ты не знаешь Бхитхора! – Голос его возвысился до крика, и Гулбаз, появившийся в дверном проеме с подносом, застыл на месте, услышав ненавистное слово. – Ты не знаешь раджу! Не знаешь…

Он осекся, круто развернулся и слетел по ступенькам веранды, во все горло крича Кулураму привести Дагобаза обратно.

Мгновение спустя Аш вскочил в седло и как сумасшедший помчался галопом по подъездной дороге, взвихряя облака пыли и сажи, а Сарджи, Гулбаз и Кулурам смотрели ему вслед, охваченные смятением.

– Мне остается лишь предположить, что вы повредились рассудком, – сурово сказал полковник Помфрет. – Нет, разумеется, я не могу послать в Бхитхор своих людей. Подобные действия совершенно неправомерны, и я не пошел бы на такое, будь даже они правомерны. Подобные вопросы входят в компетенцию гражданских властей или полиции, но никак не армии, хотя я не советовал бы вам столь беспардонно врываться к кому-нибудь еще и отвлекать от дел нелепыми слухами, которые ни один человек, находящийся в здравом уме, не воспримет серьезно. Я вообще не понимаю, что вы здесь делаете. Я думал, вы взяли отпуск и поехали охотиться.

На впалых щеках Аша проступили два белых пятна, но он усилием воли сохранил самообладание и коротко ответил:

– Я ездил, сэр.

– В таком случае вам лучше вернуться обратно. Нечего болтаться по военному городку без дела. Вам уже забронировали места на поезда?