Большая охота на акул - Хантер С. Томпсон

На его взгляд, не существует особой разницы между схваткой на ринге с Джо Фрэзером, например, и в телестудии, скажем, с Диком Каветтом. Он искренне считает, что ему все по плечу, и два десятилетия побед его уверенность подтверждают, поэтому, чтобы его завести, нужен очень специфический подход. Он одолел всех и вся – от белых тяжеловесов Луисвилля и Сонни Листона до войны во Вьетнаме, от враждебности на белых призывных пунктах до угрюмой загадки черных мусульман, от неподдельной опасности Джо Фрэзера до сбивающей с толку угрозы Кена Нортона. И расколол все до последнего ореха, какие подбрасывал ему Господь или даже Аллах, – за исключением, может, Джо Фрэзера и извечной загадки под названием «Женщина».

И теперь, пока мое такси рывками продвигалось по снежно-черным улицам Нью-Бруклина к отелю «Плаза», я угрюмо размышлял над идиотским планом Конрада, который, как я полагал, почти наверняка обернется для меня очередным кошмаром профессиональных мытарств и личных унижений. Я чувствовал себя жертвой изнасилования, которая едет на дебаты с насильником в шоу Джонни Карсона. Сколь бы хорошо Хол Конрад не сек факты, он все равно не протащит меня за ров № 5, а этого недостаточно, ведь я с самого начала дал понять: все, что ниже № 7 или № 8, меня не интересует.

Для моих целей этого казалось достаточно, и я вполне понимал, что такое ров № 9, и если Мухаммед так умен, как я думаю, то этого последнего рва я не увижу, даже не учую.

* * *

Уилфрид Шид, писатель-денди, опубликовавший целую книгу с названием «Мухаммед Али», так ни разу и не одолев шестой или седьмой ров, не говоря уже о девятом, описал то туманное поле битвы много лучше меня. Но ему и платили много лучше, что обычно несколько уравновешивает ситуацию, которая в противном случае была бы невыносимой.

Так или иначе, вот рассказ Шида о муках, каких он натерпелся, пытаясь поговорить с героем своей книги по двадцать долларов за штуку:

«…Али перемещается так быстро, что обгоняет даже собственную команду, и никто не знает наверняка, где он. Я только было собрался в последний раз съездить в его тренировочный лагерь на Поконос, как мне сказали, что он уже оттуда уехал. Что? Как? Слухи о внезапных его прибытиях и отъездах соперничают со слухами о Патти Херст. Его агенты говорят, он в Кливленде, а в Times пишут, что он в Нью-Йорке спарингует в „Фелт-Форум“, но ни там, ни там его не видели. Он играет с окружающим миром: легко отскакивает за пределы досягаемости, потом вдруг показывается ненадолго и исчезает снова. Его неуловимости способствует самый скрытный внутренний круг со времен кардинала Ришелье. Увидеть его на публике может кто угодно, думается, в тайне ему хочется, чтобы его увидел каждый мужчина, женщина и ребенок на планете, но увидеть его в частном порядке труднее, чем получить визу в посольстве Китая».

* * *

М-да. В свое время мне приходилось стучать в обе двери: и там, и там меня ждали провал и разочарование. Но у меня такое чувство, что Шид никогда не понимал до конца, насколько важно говорить по-китайски. Или хотя бы иметь подходящего переводчика. А их немного, как при китайском посольстве, так и при Мухаммеде Али. Но во втором случае у меня имелся старый приятель Хол Конрад, в чью деликатную роль не вполне официального толмача Мухаммеда Али при столкновениях с миром белых СМИ я только начинал вникать…

* * *

С Конрадом я познакомился в 1962 году в Лас-Вегасе перед вторым боем Листон-Пэттерсон. Он заведовал прессой и освещением того жестокого курьеза, а я был самым молодым и невежественным «спортивным журналистом», когда-либо получавшим аккредитацию на матч в чемпионате тяжеловесов. Но Конрад, полностью контролировавший доступ к чему угодно, из кожи вон вылез, чтобы игнорировать мое нервозное невежество и полное отсутствие денег на расходы, включив мое имя в списки «крупных фигур» на вечеринки для прессы, интервью с боксерами и – главное – на поразительное зрелище: Сонни Листон тренируется с грушей под «Ночной поезд» в своем забитом людьми и коврами спортзале отеля «Тандерберд». Рок-композиция, усиленно грохоча неистовыми басами, гремела своим чередом, Листон подходил к двухсотфунтовой груше и хуком отправлял ее в воздух, где она висела долгое и ужасающее мгновение, а после падала на место на конце цепи с дюймовыми звеньями, падала со свирепым БРЯК и рывком, сотрясавшим все помещение.

Я смотрел, как Сонни обрабатывает грушу, ежедневно с неделю, достаточно долго, чтобы решить, что росту в нем, наверное, футов девять. Но однажды вечером, за день или около того до боя, едва не налетел на Листона и двух его огроменных телохранителей в дверях казино «Тандер-берда» и в первую минуту даже не узнал Чемпа, потому что в нем было футов шесть и от остальных подлых ниггеров-толстосумов, на которых можно было наткнуться на той неделе в «Тандерберде», его отличал только пустой, остановившийся взгляд.

Поэтому теперь, в этот тоскливый воскресный вечер в Нью-Йорке (спустя пятнадцать лет и пятьдесят пять тысяч надгробий цвета хаки от Мэна до Калифорнии, которые миновали с тех пор, как я осознал, что Сонни Листон на три дюйма ниже меня), репортаж складывался или, может, снова разваливался, пока такси везло меня в «Плазу» на очередную совершенно непредсказуемую, но скорее всего обреченную, встречу с Миром Большого Бокса. По дороге из аэропорта я остановился купить упаковку «Балантайн эль», еще у меня была кварта «Олд Фитцджеральд», которую я привез из дому. Настроение у меня было циничное и скверное, отточенное за очень долгую поездку через Бруклин, под стать недоверию ко всему, что может «устроить» мне с Али Конрад.

«Мой способ шутить – говорить правду. Это самая смешная шутка на свете».

Мухаммед Али

Лучшего определения «гонзо-журналистики» я и не слышал. Но когда такси тем вечером подъехало к «Плазе», мне было не до шуток. Я был полупьян, на взводе и зол на все, что двигалось. Единственный мой план заключался в том, чтобы как-то снести испытание, какое должен организовать для меня Конрад, с позором удалиться в восьмидесятивосьмидолларовую постель, а с Конрадом разобраться завтра.

Но мир не подстраивается под «реальные планы» – мои или чьи-то еще, – а потому я не слишком удивился, когда совершенно незнакомый человек в серьезном черном пальто положил руку мне на плечо, когда я вносил сумки в «Плазу».

– Доктор Томпсон?

– Что?

Круто повернувшись, я воззрился на него и довольно быстро понял, что отрицать бессмысленно. Он выглядел как богатый владелец похоронного бюро, который когда-то был чемпионом итальянского флота по каратэ в легком весе: очень спокойный человек, и это спокойствие посерьезнее, чем у копа. Он был на моей стороне.

И как будто понял, что у меня с нервами. Не успел я рта открыть, как он уже взял у меня сумки – с улыбкой столь же неспокойной, как моя, – и сказал:

– Мы едем в «Парк-лейн», мистер Конрад вас ждет.

Пожав плечами, я пошел за ним к длинному черному лимузину, припаркованному с включенным мотором так близко к главному входу «Плазы», что стоял почти на тротуаре… и три минуты спустя оказался лицом к лицу с Ходом Конрадом в вестибюле отеля «Парк-лейн», более чем озадаченный – мне ведь не дали даже зарегистрироваться и отнести в номер багаж…