Восстань и убей первым. Тайная история израильских точечных ликвидаций - Ронен Бергман

В принципе, операция по «целевому» убийству начиналась с того, что оперативные работники «в поле» собирали первичную разведывательную информацию и устанавливали объект. Как правило, этим объектом являлась видная фигура в террористической организации – «человек, который заработал свой билет на поезд ликвидации», как говаривал Дихтер, или другая цель, стоящая затраты ресурсов, необходимых для ее уничтожения. На объект собиралось досье с разведсведениями, которое представлялось заместителю директора службы, решавшему, действительно ли данный персонаж соответствует критериям цели для ликвидации. Если заместитель директора, а потом и директор соглашались на операцию, премьер-министру клали на подпись «красный» приказ в отношении намеченной цели.

После того как премьер подписывал приказ, подразделения спецслужб, отвечающие за тот или иной регион и конкретную террористическую организацию, получали указание об уделении особого внимания любой информации, способствующей осуществлению операции. Такая информация отличалась от, например, сведений о том, что планировал объект или кто являлся его сообщниками. Она касалась конкретно тех данных, которые могли помочь определить «оперативную исполнимость» атаки и должны были собираться круглосуточно.

В том момент, когда возникала возможность для приведения приговора в исполнение, опять выходили на премьер-министра, чтобы он санкционировал ликвидацию именно в данный отрезок времени. После получения второго разрешения оперативное управление Генерального штаба АОИ определяло организацию-исполнителя, способ ликвидации и необходимое для этого вооружение. После того как начальник Генерального штаба утверждал операцию, ВСЦ должен был получить позитивную идентификацию объекта как минимум от двух разных источников – это был период «кадрирования»[1282].

Затем эстафетная палочка передавалась исполнителю, обычно военно-воздушным силам.

На первый взгляд новая система организации «целевых» убийств, по существу, не несла в себе ничего нового. Разведывательный эшелон собирал разведданные, премьер-министр давал санкцию, силы на местах осуществляли удар, совсем как это было в 1970-х и 1980-х годах в Европе и Ливане. Однако имелись и важные отличия. Как выразился один опытный офицер разведки, перефразируя Маршалла Маклюгана: «Все дело – в масштабах деятельности», подразумевая под этим, что использование современных технологий создало совершенно новую реальность[1283]. Сосредоточение в единую систему всех разведывательных структур, поддерживаемое лучшими коммуникационными и компьютерными системами в мире в совокупности с новейшими достижениями в сфере вооружений, на порядок увеличило число операций по уничтожению врагов, которые система могла осуществлять одновременно. До этого, как сказал один офицер: «У “Моссада” уходили месяцы, если не годы на то, чтобы спланировать и осуществить одну операцию. Теперь мы могли проводить 4–5 атак ежедневно прямо из Военно-ситуационного центра»[1284].

Осуществленные из ВСЦ операции по ликвидации привели к гибели 24 террористов в 2000 году, 84 – в 2001 году, 101 – в 2002 году и 135 – в 2003[1285]. В отличие от спорадических операций по ликвидации, которые проводил за границей «Моссад», в данном случае для Израиля было невозможно, да и неправдоподобно, отрицать свою причастность к этим убийствам.

«Мы не могли заявлять, что эти операции были осуществлены правительством Финляндии», – говорил бригадный генерал Иосси Купервассер, руководитель службы разведанализа АМАН[1286]. Помимо прочего, имелись и физические свидетельства: палестинцы добыли несколько ракет, которые не разорвались по техническим причинам. На них стоял штамп Mikholit (на иврите – «щеточка»). Это был противопехотный вариант более мощной противотанковой ракеты Mikhol.

Критика тактики «целевых» убийств, раздававшаяся и внутри, и за пределами Израиля, привела к необходимости раскрытия деталей каждой казни, главным образом преступлений объекта, что давало Израилю достаточное основание для ответных действий. Постепенно то, что когда-то считалось очень вредным – признание ответственности за ликвидацию, стало официальной политикой Израиля.

«Продолжать не брать на себя ответственность было бы просто глупо, – говорил Дов Вейсгласс. – Минуты спустя после удара палестинцы уже собирали в машине осколки ракеты, на которой красовалось название израильской компании. Более того, мы еще рассчитывали и на эффект устрашения. Любой шум в небе где-нибудь над сектором Газа, и вы видели тысячи палестинцев, разбегающихся во всех направлениях. У них теперь не стало ни минуты покоя. Население Газы дошло до такой точки, что вся электронная техника – от мобильных телефонов до тостеров – казалась им привлекающей израильские ракеты. Это было состояние абсолютной паники»[1287].

Теперь после каждого удара Армия обороны Израиля публиковала заявление[1288]. Одновременно и служба Шин Бет, которая до начала интифады крайне неохотно шла на контакты со СМИ, начала передавать им выдержки из соответствующих «красных» приказов, в которых содержалось перечисление преступлений убитого террориста. С того времени Израиль полностью переформатировал политику в области коммуникаций: по существу, он начал пропагандистскую войну.

Разъяснение и даже популяризация того, что долгое время составляло тайну, требовало нового языка и новых эвфемизмов. «Интифада» со своими интонациями народного восстания была заменена на «войну подрывников-смертников». Смерть невинных граждан при проведении «целевых» операций стала называться nezek agavi – «случайный ущерб», который со временем превратился в аббревиатуру NAZA.

«“Убийство по политическим мотивам”, или “ликвидация”, или “уничтожение”, а тем более “убийство в уголовном смысле” – все эти слова были очень раздражающими и не подходящими для использования, – рассказывал один из ответственных чиновников офиса премьер-министра. – Поэтому мы начали искать термины, которые были бы отстраненными от реальности и эмоций, стерильными и объясняли бы, что мы делали это ради предотврашения зла». Сначала стали использовать слово PAAMON, что означает «колокол», но является одновременно аббревиатурой словосочетания «превентивная акция». Но оно не было достаточно ярким. После этого были отвергнуты еще несколько предложений, включая и кодовые слова, которые издавна использовались в спецслужбах, например, «негативное обращение». В конечном счете был выбран термин sikul memukad – «целевой превентивный акт» на иврите[1289]. Это словосочетание, которое на языке оригинала несет в себе оттенок высоких технологий и чистоты, передавало все, что силовой блок страны хотел донести до внешнего мира.