Грехи отцов отпустят дети - Анна и Сергей Литвиновы

– Тобто вас на тому мисце и не було? – переспросил слуга, опять перескочив на украинский.

– Совершенно правильно. Ранив господина Базарова, ты немедленно позвонил мне, я примчался из имения, и вот, отвез пострадавшего в больницу. Пистолет мы, испугавшись, от греха выбросили в речку Сетунь.

– Замечательно у вас все выходит, господин Кирсанов, – саркастически заметил Евгений. – Как только пахнет жареным, вы оказываетесь совершенно ни при чем.

– За ваши правильные показания я вам обоим согласен заплатить. Тебе, Глеб, поелику ты берешь всю вину на себя, – бо>льшую сумму. Зато вам, Евгений, я готов компенсировать все затраты на лечение и последующую реабилитацию.

«Черт! Может быть, лучше было б его пристрелить? Не так накладно оказалось? И вони меньше».

– Какая сумма вас устроила бы? А, Глеб?

«Никогда не надо называть, сколько денег готов платить, первым – так учат нас классики бизнеса. Даже в таких скользких делах, как нынешнее».

– Молчите, Глеб! – вмешался молодой человек. Он, несмотря на ранение, не терял своей язвительности. – А вдруг я не выкарабкаюсь? Ведь ясно, сумма тогда больше станет. А вы уже будете связаны словом.

– Я мелочным крохоборством не отличаюсь, – важно заметил Павел Петрович. – И Глеб это отлично знает.

* * *

До больницы, где главврачом был старый знакомый Кирсанова-старшего, многим ему обязанный, добрались без происшествий. Никто лимузин Павла Петровича не остановил. Попутно Кирсанов позвонил главврачу и попросил проявить к случаю максимальное участие. После этого он набрал начальника УВД, в ведении которого находилась земля, на коей стояла больница, и походатайствовал, напротив, не проявлять излишнюю бдительность к происшествию, которое подведомственные ему службы обязаны были по сигналу из медучреждения расследовать.

Оба раза версии стареющего джентльмена звучали одинаково, в одном стиле: неразумный его слуга с еще менее разумным гостем взялись побаловаться с оружием, и по оплошности один другого ранил, вот и пришлось барину самолично доставлять пострадавшего в медучреждение.

– Да вы, уважаемый, так дело ведете, – усмехаясь, молвил Евгений, – как будто мы уже с вашей версией согласились. Очень вы, гражданин Кирсанов, уверены в том, что все на свете можете купить!

– А вам-то зачем упорствовать? Ну, выведете меня на чистую воду. И будете лечиться в районной больничке по месту прописки, с серыми рваными простынями. Вы у нас откуда родом? Из Калининской области, если я не ошибаюсь? Вот и поедете туда за милую душу.

Как свидетельство правоты и всемогущества Кирсанова, в больнице пострадавшего уже ждали. С уважением, прямо на пандусе, перегрузили в каталку, сразу вкололи противошоковое, поставили капельницу, увезли на рентген. Не надеясь на одни лишь высокие сферы, Павел Петрович отыскал дежурного врача и простимулировал его двумя красными купюрами. Потом он велел Глебу надзирать за процессом, оставил тому на расходы, на усмотрение, еще два «хабаровска» – и отбыл на службу.

В итоге рана была признана не угрожающей жизни. Пуля чудесным образом не задела ни артерию, ни кость. Она попала в мякоть руки и застряла в ней. Больному провели операцию по извлечению инородного тела, и он после перевязки был отпущен на амбулаторное лечение.

Следуя телефонным указаниям Павла Петровича, Глеб на такси доставил Базарова назад в особняк. Тот находился в сознании, но был очень бледен и слаб.

Суббота, двадцать третье июня

– Когда эта дуэль случилась? – перебил я Аркадия.

– В понедельник.

– А ты у меня был во вторник, – когда я злюсь на человека, не могу его на «вы» называть, пусть он даже самый щедрый заказчик будет. – И что, тогда нельзя было рассказать?

– Зачем выдавать лишнюю информацию, – пробормотал он.

– Затем, что вмешайся я раньше, – дядюшку, может, и не убили бы! Ладно, расскажешь, как дальше дело было. А главное, начнем со списка тех, кто присутствовал этой ночью в имении.

Мы с Аркадием сели в кухне-столовой, в его крыле. И я составил с его слов списочек всех тех, кто присутствовал в усадьбе Кирсановых в ночь (само) убийства.

Итак:

Когда же я со списком покончил, Аркадию позвонил его отец Николай Петрович. Он приглашал меня к себе в кабинет.

Кабинет его на втором этаже левого крыла дома был типичным обиталищем художника – или, скорее, очень старался таковым выглядеть: мольберт с холстом на подрамнике – неоконченная картина, повернутая, чтоб никто не подглядывал, лицом к стене; на столе – античная гипсовая голова и статуэтка, уменьшенная копия микеланджеловского Давида. На книжных полках – роскошные альбомы по искусству, на многих языках. На стенах – пара тщательно отобранных картин, возможно, кисти хозяина кабинета, а может, его деда, этакий оттепельный соцреализм: на одной – группа мускулистых девушек и юношей в старомодных шароварах, бегущая через залитую солнцем рощу; на второй – юная красотка, делающая гимнастику в солнечной (опять-таки) комнате.