Морские тайны древних славян - Сергей Дмитренко

…Меньше других пострадала от Смуты северо-восточная окраина Руси, тяготевшая к Нижнему Новгороду. Оттуда и пришли спасители России: князь Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин. Кузьма Минин, по прозвищу Сухорук, был обыкновенным купцом. Князь Дмитрий Пожарский служил всю свою жизнь как профессиональный военный и участвовал во всех войнах Смутного времени… Минин и Пожарский были горячими сторонниками национального восстания против поляков и шведов. Собравшийся земский собор принял решение, предложенное Мининым и Пожарским; никто, ни один человек не был против того, что Отчизну надо спасать. Для спасения требовались всего две вещи: люди — в войско и деньги — на организацию похода. Людей было достаточно, и деньги у жителей богатого Нижнего Новгорода водились.

… Когда нижегородцам было предложено сделать раскладку средств по населению, население сказало: „А у нас денег нет“… Мининым и выборными людьми были взяты силой и выставлены на продажу в холопы жены и дети всех состоятельных граждан города. Главам семей ничего не оставалось делать, как идти на огороды, выкапывать кубышки и выкупать собственные семьи. Так была спасена мать-Россия…

Смутное время завершилось; итоги его были для России неутешительны. По Деулинскому перемирию 1618 года поляки отступили, но оставили за собой русские города Смоленск и Чернигов. Осталось за Польшей и Запорожье, причем запорожские казаки сражались в польском войске. Шведы очистили Новгород, но сохранили устье Невы и все побережье вдоль Финского залива, надежно закрыв России доступ к Балтийскому морю.

Таким образом, европейская территория России по окончании смуты заметно сократилась…

Когда же спад пассионарности сменился подъемом, русский этнос продемонстрировал совершенно иное отношение к природе родной страны. В отличие от Ивана Грозного и соратников самозванцев, правительство Михаила Романовича ввело для иностранцев-купцов строгие ограничения, наложило на них довольно большие налоги и перезаключило все прежние кабальные договоры.

В развитии внешней торговли Русское государство безоговорочно начало ориентироваться на интересы своих, русских купцов. И когда иностранцы выразили желание ездить через всю Россию в Персию, дабы конкурировать с русскими, торгующими с Ближним Востоком, правительством такие поездки были строжайше запрещены. Отметим, что эта традиция удерживалась в России весь период очередного подъема пассионарности в акматической фазе — вплоть до начала царствования Алексея Михайловича.

В 1650 году, после революции Кромвеля, кончился торговый договор между Англией и Россией — один из немногих, заключенных еще во времена Ивана Грозного. Когда английские послы явились в Москву и обратились в правительство Алексея Михайловича с просьбой возобновить договор на очередной срок, то от имени царя им было отвечено: „Поелику оные аглицкие немцы свово короля Каролука до смерти убили, то Великий государь Московский и Всея Руси повелел — оных аглицыких немцев на Русскую землю не пущать“. Договор на жестких условиях заключили с голландцами.

Таким образом, в период подъема пассионарности в акматической фазе вывоз русских ресурсов за границу строго ограничивался, а тем самым регулировалось и давление на ландшафты своей страны» [23].

«Много говорилось писалось о „дикости“, „невежестве“, „диктате“, „разнузданности“ государя всея Руси. Даже историки-монархисты непременно окрашивали эпоху Иоанна IV в черные тона. О каких только преступлениях московского царя не писали! И непременно — об убийстве собственного сына.

Однажды в кремлевских палатах сын стал горячо убеждать отца послать его освободить Псков от неприятельской осады. Иоанн был подозрителен. И тогда, подумав о дурном, вспылил и гневно закричал:

— Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня с престола!

И нанес сыну несколько ран острым жезлом. Предание говорит, что „обагренный кровью собственного сына Иоанн просидел в оцепенении возле трупа несколько дней без пищи и сна“. Старший сын был любимым чадом самодержца.

Иногда упоминают другую причину ссоры: сын был убит в драке с отцом после того, как Грозный избил беременную жену Ивана.

Любопытно, что историки приписывают сыноубийство Иоанну Грозному „с легкой руки“ иностранца, некоего Антония Посевина. Этот монах-иезуит приехал в Москву в 1581 году, чтобы быть посредником между русским царем и польским королем Стефаном Баторием, который вторгся в пределы Руси, захватил Полоцк, Великие Луки и осадил Псков. Посевин в своей дипломатической деятельности никаких успехов не добился, поскольку основной его задачей было не примирение враждующих, а подчинение Русской церкви Папе Римскому. Здесь у него, конечно, тоже ничего не вышло. Он-то, Антоний Посевин, и стал автором рассказа о сыноубийстве. Сначала иезуит выдвинул версию столкновения отца с сыном из-за невестки, а затем, чтобы „усугубить“ ситуацию, приписал царевичу главенство в политической оппозиции Ивану Грозному. Однако главное заключается в другом: Посевин пишет об убийстве чуть ли не как свидетель, а на самом деле он прибыл в Москву через несколько месяцев после смерти Ивана.

Недавно умерший митрополит Петербургский и Ладожский Иоанн, который, ко всему прочему, был вдумчивым историком, считал, что самое правдоподобное — это естественная смерть царевича. Родился он болезненным, недуг с годами развивался; царского престола он страшился и вообще собирался уйти в монастырь. Также митрополит Иоанн обращает внимание на такой факт: „Косвенно свидетельствует о смерти Ивана от болезни и то, что в „доработанной“ версии о сыноубийстве смерть его последовала не мгновенно после „рокового удара“, а через четыре дня в Александровской слободе. Эти четыре дня — скорее всего, время предсмертной болезни царевича“.

Но в принципе материалы по данному вопросу очень противоречивы, и, кроме того, их очень мало.

„Материалы для истории Грозного далеко не полны, — писал академик Сергей Федорович Платонов (1869–1933). — В биографии Грозного есть годы и даже целые ряды лет без малейших сведений о его личной жизни и делах“.

Изучая эту эпоху, историки пользуются в основном двумя источниками. Первый — летописи, к которым надо относиться очень и очень осторожно. К примеру, основываясь на данных летописи, Карамзин в „Истории Государства Российского“ пишет, что во время пожара Москвы, устроенного воинами крымского хана Девлет-Гирея во время набега 1571 года, людей погибло 800 000, да еще более 100 000 пленников хан увел с собой. Митрополит Иоанн резонно возражает: „Эти утверждения не выдерживают никакой критики — во всей Москве не нашлось бы и половины „сгоревших“, а число пленных Девлет-Гирея вызывает ассоциации со Сталинградской операцией“. Такие „казусы“ в древних манускриптах не единичны.

Вторым источником служат записки иностранцев, находившихся в те годы в Московии. Этот источник еще менее надежен, поскольку иноземцы преследовали свои цели: они непременно хотели очернить Иоанна IV, показать русским, какой плохой у них царь. Это была своего рода месть.

Чтобы понять их действия, нам придется вернуться на несколько десятилетий назад и для начала отправиться за тысячи верст и морских миль от России — в Атлантический океан., где уже который месяц в поисках Индии рыщут испанские каравеллы: „Санта-Мария“, „Пинта“ и „Нинья“. Уже не раз мореплаватели принимали мираж за долгожданную Индию, поэтому, когда 12 октября 1492 года вновь раздался крик: „Земля! Земля! Земля!“ — изумленные люди высыпали на палубы каравелл. Это действительно была земля. Колумб открыл Америку.