Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах - Светозар Чернов

— При чем тут моя татуировка! — возмутился боксер. — И расстояние у шлюх от … до …

Тут боксер сказал такое, что даже Фаберовский смутился. Эстер нервно затеребила оборки своего платья.

В гостиной воцарилась тишина, было слышно, как жужжит муха в столовой и доктор Смит, глядя на Фаберовского, бормочет под нос: «Лучше я сдохну, чем допущу это!» Потом лейтенант Каннингем рассмеялся:

— Бог мой, вы не служили случаем в Индии? Ваша речь так напоминает мне полковые офицерские вечера у нас в бунгало, который мы снимали на шестерых! Давайте еще станцуем!

— Мне так нравится этот лейтенант, — сказала миссис Триппер своей подруге. — Он напоминает мне моего мужа в молодости, когда я с ним еще не познакомилась. Ему было тогда всего пятьдесят лет и он командовал похоронной командой в Бирме…

Какссон заиграла следующий вальс, но даже он не смог заглушить слов, которые сказал сам себе доктор Смит:

— Нет! Вы видели где-нибудь еще такое хамство? Мало им, что воры того и гляди ограбят мой личный дом, так еще разные покойники хотят меня лишить этих владений!

Пенелопа резко встала и подошла к Каннингему.

— Лейтенант, может, вы пригласите меня?

— С удовольствием.

Какссон еще громче заиграла и Каннингем закружил Пенелопу. У Какссон действительно неплохо получались вальсы, и даже Проджер рискнул выйти из своего укрытия за аспидистрой и пригласить на вальс Эстер.

— А почему вы, милочка, не идете танцевать? — спросила старая Триппер у своей приятельницы, стоявшей позади ее коляски.

— Танцевать? — воскликнула Гризли. — С этими молодыми нахалами, для которых девичья честь и скромность — пустой звук? Если бы я и пошла с кем-нибудь тут танцевать, то только с доктором Смитом. Я не постеснялась бы даже его жены, которая готова танцевать с любым, кто только пригласит ее, как какая-нибудь гулящая и распутная женщина!

Сгорая от ревности, Фаберовский последил несколько минут за Пенелопой, кружившейся в вальсе с лейтенантом, затем решительно пересел на диван рядом с Гримблом.

— Скажите, мистер э-э-э…

— Доктор Энтони Гримбл, к вашим услугам, — презрительно ответил Гримбл.

— Доктор Гримбл, а вы разбираетесь в искусстве?

— Нет, б-б-брат не разб-б-бирается, — сказала, отчаянно борясь с заиканием, сестра Гримбла. — А я очень п-п-почитаю х-ху-ху-ху…

Больше всего Гримбла раздражало в сестре то, что когда она с умным видом начинала что-то говорить, все вокруг замолкали, чтобы посмотреть, справится ли она с заиканием, дабы произвести на свет очередную глупость.

— …Ху-ху-художников. Artes molliunt mores — искусства смягчают нравы. — Сестра торопилась высказать все, что она заучила из сборника «Изречений и афоризмов на все случаи жизни для маленьких леди и джентльменов», зная, что брат не даст ей долго разглагольствовать. — Искусство наведения ск-к-куки — это желание ск-к-казать все. Искусство т-требует жертв. П-п-п-п-п-п-пролетарии всех стран — соединяйтесь.

Брови Фаберовского удивленно взлетели вверх.

— Искусство — это п-п-поиск б-б-б-б-бб-бесполезного, — поправилась Клара.

— Я тоже считаю, что искусство хорошо для бездельников, — подхватил Гримбл. — А когда человеку приходиться в поте лица трудиться, чтобы обеспечить семье приличное существование, ему некогда интересоваться всякой мазней. Даже в служителе морга, который гримирует трупы, прежде чем уложить в гроб, больше толку, чем от Макхуэртера.

— Но Энтони, ху-ху-ху-художники служат возвышенным д-д-добродетелям!

— Художники, Клара, прикрываются высокопарными фразами, а сами служат откровенному разврату. Они под любым предлогом норовят раздеть женщину, чтобы поглазеть на нее, а потом нарисуют какую-нибудь мазню и вроде дело шито-крыто.

— Вы, доктора, даете нам в этом фору, — заметил Фаберовский.

— Да много ли вы знаете о докторах! — взвизгнул доктор Гримбл. — Чтобы пощадить скромность порядочных женщин, мы вынуждены осматривать их в темноте и отвернувшись.

— Представляю, что вы там вытворяете в темноте. Мы, художники, по крайней мере делаем это открыто.

— А я х-х-хочу выйти замуж за х-х-художника! — вмешалась сестра Гримбла и с вожделением воззрилась на поляка.

— Вам не нужна жена, мистер Ренуар? — издевательски спросил у Фаберовского Гримбл. — При нынешней распущенности среди молодежи она девственница, могу вам это гарантировать как врач.

— Это и так видно. И давно она девственница? Я хотел сказать, давно ли вы выдаете ее замуж? За себя я ее не возьму, но по сходной цене мог бы написать ее портрет и вы рассылали бы его потенциальным женихам.

— В г-г-голом виде? — испугалась мисс Гримбл.

— Заткнись, Клара! Я готов прямо тут, публично раздеть тебя, если бы был уверен, что кто-нибудь позарится.

— Энтони, ч-ч-что т-ты т-т-такое г-г-говоришь!

— Я говорю, что потратил на то, чтобы сплавить тебя с рук, столько денег, сколько не стоит все твое приданое!

— А что, велико ли приданое? — опять спросил Фаберовский.

— Да какое там приданое! Было бы приданое, я бы давно ее выдал замуж! Один раз мне удалось подцепить для нее мелкого банковского клерка, которому нечем было оплатить за лечение. Я поил его джином целый месяц, мне даже пришлось занимать денег у доктора Смита, прежде чем я сумел уговорить его взять Клару замуж. Но не мог же я допустить, чтобы жених пьяным, как лорд предстал перед алтарем. Он протрезвел и сбежал прямо из-под венца.

— Какой негодяй!

— Д-да, он д-д-даже не сказал мне ни одного с-слова любви!

— Дура! Дура! Дура! Дура! — замахал руками Гримбл. — Когда ты перестанешь меня позорить! Я стараюсь, ищу для себя женихов, а они бегут из-под венца, как крысы с тонущего корабля! И ты пальцем не шелохнешь, чтобы удержать их! Стоит тебе открыть рот, и все мои труды пропадают прахом!

Танцующие остановились, а Гримбл продолжал кричать, тыча пальцем в Пенелопу:

— Что за время такое ужасное, в котором мы живем! Сперва какой-нибудь негодяй едва не доводит девушку до постели, затем скрывается, пока все ждут его в церкви, а потом униженным родственникам приходится устраивать ей собачьи свадьбы, на которых порядочным людям всучивают испорченный товар, утверждая, будто это лучшая и самая порядочная невеста в Лондоне!

Доктор Гримбл умолк и обнаружил, что указывает рукой прямо на хозяйку, которая, не снимая правой руки с плеча лейтенанта, стояла посреди гостиной и смотрела на Гримбла.

— Прошу прощения, Пенни, я вовсе не намекал на вас, — сказала он тоном ниже.

— Вы прямо указывали на меня пальцем, Гримбл, — ледяным тоном ответила Пенелопа. — Какие уж тут намеки!

— Послушайте, Ренуяр, может быть вы все-таки нарисуете портрет мисс Пенелопы? — окликнул Фаберовского Каннингем. — Ну, пусть она будет хотя бы в одетом виде. Какая в сущности разница? Тот, кому она достанется, будет рассматривать остальное потом до самой своей смерти, до омерзения, можно сказать.