Психоз - Татьяна Соломатина

– И?

– И ты была очень хороша.

– В постели? – Сашка подбавила ехидства.

– Не только. Ты была весела, остроумна. В общем, восхитительна.

– Я совершенно не помню. Ничего. Ни твоего дома, ни того, что происходило. Ни себя. Последнее, пожалуй, самое ужасное. Странные какие-то симптомы для амнезии. Вылетает фрагмент, и ты, очнувшись, либо не помнишь, кто ты и что с тобой было от и до того момента, как ты воспринял себя, например, сидящим на стуле в ресторане. Хотя, логичнее предположить себя очнувшимся в больнице. Или в канаве. «Знахаря» смотрел?

– Что?

– Польский фильм такой. У знаменитого врача стресс. От него ушла любимая жена в день его триумфа. Не только сама ушла, но ещё и не менее любимую дочь прихватила. Он идёт в кабак, напивается. Или это только в кино все мужчины, испытавшие стресс, идут в кабак и напиваются?.. Все мои клиенты в такой ситуации, в смысле – проблемы с женой, шли в кабак и напивались. Ну, на то они и клиенты, а не мужчины. Но ни у кого из них после не было амнезии, эпизоды хмельного беспамятства не в счёт. Ко мне никто не обращался с амнезией. Только с недоразумениями в отношениях, несправедливо полагая их стрессом. Потому что с амнезией – это не ко мне. Уже к психиатру. А я – психолог. Ко мне приходили поговорить. И ждали, что от пары-тройки разговоров все их проблемы развеются сами собой. А не развеются – «плохой психолог». Современный мир переставил множество акцентов. Там, где исконно положено полагаться только на себя, теперь ожидают малобюджетного чуда. Прости. «Знахарь». Так вот…

– Я смотрел этот фильм. Хирург, очнувшись на обочине, не помнит себя.

– Да. Но я-то помню. Я – Александра Александровна Ларионова. Я могу рассказать тебе всю свою предыдущую жизнь до той заваленной стружкой обочины, и последние пару часов. А между – нет ничего. Это не амнезия. Это что-то другое.

– Какая разница, если ты жива, здорова и не попала ни в какую историю?

– Ты уверен, что я не попала ни в какую историю? Я, знаешь ли, замужем. Скорее была, правда. Идти действительно некуда – тут я была права. Или не хочется. Так не хочется, что уже и некуда… Но решают же как-то миллионы женщин такие проблемы, чем я хуже?!

– Тебе есть куда идти. Собственно, ты уже пришла, просто не помнишь.

– Это сказка для слабоумных девочек. Она, такая разнесчастная, падает мордой в грязь. Её подбирает прекрасный принц. Переодевает в платье феи. Они живут долго и счастливо и умирают в один день. Очень смешно. Готовый рассказ в «Космополитен». «Ягодные места». Не в смысле Евтушенко, а так, чтобы ассоциации. Много соплей. Немного суровости бытия в виде урезания и без того маленького бюджета, чтобы купить любимый шампунь. А потом – раз! – прекрасный владелец японского ресторана покупает ботильоны и предлагает крышу дома своего.

– Да, именно так всё и выглядит.

Они оба недолго помолчали.

– Ещё ты кричала. Во сне. Металась и плакала. Я разбудил. Ты так прижалась… Как будто именно меня искала всю жизнь. Потом мы всю ночь сидели на кухне и говорили…

– Я даже знаю, что мне снилось. Это всегда один и тот же сон, плюс-минус незначительная вариация. Кем я была на этот раз?

– В смысле?

– Я в этом сне женщина. Разная женщина, но всё время я. Один раз даже была… собакой. Всего один раз. Собакой-сукой. Странные ощущения. Всё. Больше никем не была.

– Женщиной. Про собаку ты ничего не говорила.

– Эти сны страшны. Даже не так. Они не страшны – бездонны… – Сашка закурила. – Как будто это не сон, а вечность. Только не метафора. Мол, так страшно, что время растягивается в вечность и бла-бла-бла… Нет. Просто – тупо: Вечность. Я там, на той стороне, с начала времён. И буду на той стороне до конца времён. Я не могу объяснить. Там, во сне, совсем иные категории. Нет ни пространства, ни времени, ни качества, ни количества. Сущностей тоже нет. Кроме меня. И того, кто на той стороне. Но и мы – не сущности. И тот нескончаемый поток скачущих лошадей. Но они тоже не лошади. Хотя они лошади. И пыль – не пыль. Хотя она пыль. И скалы – не скалы. И сумеречно не потому что вечер или там «трещина между мирами». Всё то. И всё – не то… Это как единый организм. Но не как у фантастов. Ничего такого, что известно в этом мире. Ничего такого, что можно придумать и тем более рассказать. Словами. Привязать к человеческой логике… Впрочем, наверное, я тебе всё это уже рассказала той ночью, которую я не помню, на той кухне, интерьер которой остался для меня за кадром.

– Но как же ты ко мне прижалась!

– Ничего личного. Вернувшись из мира… Я не знаю. Чуждого жизни и непонятного смерти… Нет. Это снова всего лишь способ говорить. От сна остаётся лишь след. Пока ты во сне – всё необъятно, непознаваемо. И всё это ты объемлешь и познаёшь ровно столько, сколько тебя нет тут – в мире людей. Это настолько неподъёмно для вернувшейся к тебе человеческой психики, что прижмёшься к любому, у кого в жилах кровь. К тому, кто тёплый. Кто знает, что родился и умрёт. Кому вечность – всего лишь слово. А в моём сне вечность так же осязаемая и понятна, как сейчас этот глиняный чайник. И это бездонно чудовищно и бездонно прекрасно одновременно.

– Жаль. Жаль, что ты прижалась ко мне, как к просто кому-то тёплому. Это было очень… Я тоже не знаю, как сказать, – Владимир Викторович неловко усмехнулся. – Я же не прыщавый подросток и даже не слишком-то уже молодой мужчина. У меня была жена. У меня есть дети. Но так меня не обнимал никто и никогда.

– А у меня есть подруга Ирка. Она психолог. Но она необычный психолог. Не такой, как я. И не такой, как множество других. У неё есть дар. Даже дары. Она закончила психфак лишь для того, чтобы иметь право работать. Я не рассказывала тебе про Ирку?

– Нет.

– Странно. Ну, тогда как-нибудь потом. Так вот Ирка говорит, что я обманчива. Каждому мужчине хочется меня в собственность. Каждому кажется, что я – его женщина. И каждый – жестоко разочаровывается. И плохая бяка тут вовсе не они, а я. Но она же говорит, что я не всегда была такая…

– Глупая твоя Ирка.

– Может быть, может быть. Сама-то она вполне счастлива. Даже не так, как мне «повезло» – относительно свободного на обочине подобрать. Женатого себе нашла. Год разводила.

– Развела?

– А как же! Она же – потомственная ведьма.

– Ведьм не бывает.

– Бывает, что и не бывает.

– Ладно. Как сегодня будем развлекаться?

– Ну, поскольку к себе домой мне не очень хочется, то поехали смотреть твой. Учитывая, что я совершенно не помню ни где он, ни что в нём. Надеюсь, ты не выбросил мои джинсы, сапоги и курточку?

– Нет. Они там.

– Вот и отлично.

– Я отойду на минутку, выпей пока ещё кофе, и поедем. Антон!

– Попроси его, чтобы кофе принёс с ручкой.

– Что?