Пленники Амальгамы - Владимир Михайлович Шпаков

зеркала, что в канун несчастий и катастроф трескались или разбивались вдребезги. Есть что-то загадочное в зеркальном мире, где наша жизнь лукаво перевернута справа налево. Там, в зазеркалье, таится насмешка над нами и одновременно – надежда. Я могу битый час таращиться на отражение, доходя до глюков, когда силуэт начинает двоиться, и в итоге уйти ни с чем. Кроме надежды, нелепой и абсурдной…

* * *

И все же пора выходить на службу. Чтобы нейтрализовать подопечного, подсыпаю в пищу все больше желтеньких, призванных заткнуть фонтан абсурда (что пока фонтанирует). Итак, посмертные гороскопы составлены на всех, кого вспомнил Кай, что на очереди? Ага, опять манипуляции с зеркалами! Одно снято со стены в прихожей, другое принесено из ванной. Зеркала ставятся напротив друг друга, между ними влезает всклокоченная голова Кая. Что он, интересно, высматривает в этих зеркалах?

Понаблюдав сцену сквозь дверную щелку, утром любопытствую: что за новая фишка? Почему зеркал – два? Следует пауза, вроде как вопрос игнорируют, затем звучит ответ:

– Хочу освободиться от наблюдателей.

– Как это?! Они же высшие существа, ты с ними не справишься!

– Если создам тоннель перехода, справлюсь. Зеркала отражаются друг в друге тысячи раз. Или миллион, я не считал. И, если в одном зеркале появятся наблюдатели, нужно тут же подставить другое!

– И что?!

– Они запутаются в тоннеле. Будут постоянно перескакивать из одного зеркала в другое.

Логика в этом есть: Кай устал, ему надоело возиться с гардинами, он хочет решить проблему радикально. Но здравомыслия как не было, так и нет. А значит, нужно еще прибавить дозу, чтобы если не выбить дурь из башки, то хотя бы загнать ее внутрь. В глубины подкорки законопатить, в ствол мозга, где хранятся базовые рефлексы, не оформленные в мысли. Сознание – вот область зловещих фантазмов, именно его нужно очищать и дезинфицировать, изгоняя тараканов и отправляя их на нижние этажи.

Максимальная доза еще не достигнута, я знаю, ведь препарат получен от одного из консультантов. Знаю и то, что можно не заморачиваться, а просто упечь Кая в Пироговку, и дело с концом. Соседи охотно подтвердят дикие крики в ночи, я расскажу про «тоннель перехода», да и сам вид моего йети весьма красноречив. Пока-пока, мучитель, отдыхай за казенный счет, лечись под присмотром опытных эскулапов, они помогут!

Беда в том, что не помогут. Не верю я эскулапам, а нашей психушки попросту боюсь. Верно говорят: меньше знаешь – крепче спишь. А как я, спецкор ведущей местной газеты, могу знать меньше? По долгу службы приходится знать больше других, в том числе о жизни в желтом доме, где лет десять назад случился скандал (мягко говоря). В пригороде у нас воинская часть стоит, там солдатики маются от избытка гормонов. Так вот одно время они повадились в изолятор Пироговки, где одна оборотистая санитарка устроила своего рода публичный дом. Умалишенных девиц подкладывала под горячие солдатские тела, предварительно вкалывая пациенткам двойной аминазин. Страсти после него не добьешься, зато сопротивления не будет, сразу семерых обслужить можно, бывало, и всю дюжину. Брала санитарка по-божески, входя в положение служивых, и, если бы одна из подневольных не умерла во время групповухи, все продолжалось бы. Ходили и другие жуткие слухи о Пироговке, о чем журналисты с большим энтузиазмом докладывали Urbi et Orbi. Залечивают, мол, а буйных держат в холодных карцерах!

Потому и бегаю тайком по врачам, оттягивая постановку на учет и ожидая просветления как манны небесной. Были ведь моменты, Максим возвращался к жизни, сбрасывая личину Кая. Когда он осознал, что Зоя с сестрой исчезли из нашей жизни, мозги прочистились, он пытался звонить матери, правда, безуспешно. После очередной попытки вдруг разрыдался:

– Все из-за меня! Я во всем виноват! Но что я могу сделать?! Пап, скажи – что?!

В такие моменты сердце обрывается и летит куда-то вниз, в бездонную пропасть. Если бы оно разбилось о камни, разлетевшись на куски, было бы лучше; только сердце не разлетается, оно должно работать и двигать вперед того, кто призван доставлять материальные блага. Если не я – то кто их будет доставлять?!

Наконец Кай справляется с теми, кто наблюдает за посюсторонним адом – драпировок больше нет. Любопытствующие из совершенного мира, надо полагать, досадуют: надо же, лишили любимой забавы! Это ведь страшно интересно – наблюдать возню человеко-насекомых, каковые ненавидят друг друга, пьют кровь и устраивают гекатомбы. Но Кай это не комментирует, он предпочитает спать. Что дает возможность вернуться в покинутый мир, который вопит на автоответчике, требуя моего присутствия.

Желаю ли я этого? И да, и нет. С одной стороны, хочется нормального общения, понятной логики, человеческого, слишком человеческого. С другой – нелегко жителю города, где свирепствует чума, привыкнуть к жизни в захолустье, где на улицах не валяются трупы и не бродят похоронные команды. Такому и здоровые кажутся безнадежно больными, как Дудкин, экс-мэр Пряжска, ныне активнейший пенсионер. В мое отсутствие он регулярно посещал редакцию, принося материалы, направленные против мэра нынешнего. А в день моего появления соизволил притащить целый том под названием «Курочка Ряба».

– Сказки писать вздумали, Петр Васильевич? – кисло улыбаюсь, вертя в руках аляповатую желто-красную книжку. Она пахнет типографской краской, видно, только отпечатана, что подтверждает Дудкин. Мол, сигнальный экземпляр – и прямо в вашу газету, потому что здесь собрано все воедино! Все прегрешения городского главы, все злоупотребления, главное из которых – тайное покровительство птицефабрике, которой мэр владел до своего избрания. На словах он вроде отошел от бизнеса, а на деле? То-то и оно, продолжает через подставное лицо участвовать в совете директоров, выбивает заказы, обеспечивает сбыт, в общем, тюрьма по нему плачет!

– Сказки! Эти сказки давно стали былью! А наш градоначальник рожден, чтобы их таковыми делать!

Название «Курочка Ряба» – издевательская ирония над мэром-птицеводом. Ну и месть за то, что г-на Дудкина выперли отовсюду, даже в депутаты не пустили, каким-то хитрым образом вычеркнув из партийных списков. Вот откуда кипение, брызганье слюной и анафемы, коими в статьях (и в книге, понятно) предают тайного крышевателя семейного бизнеса. А также казнокрада – по утверждению Дудкина, из бюджета бесследно исчезла огромная сумма, предназначенная на раскопки Кургана Славы. Срыть верхушку насыпного мемориала планировал еще Дудкин, пребывая на посту главы города. Он вспомнил, что в недрах кургана лежит гильза с письмом комсомольцев середины прошлого века – к молодежи века двадцать первого. А тогда – почему бы не достать и не прочесть? Времена изменились, но молодежь не задушишь, не убьешь, ей будет